Черный январь глазами очевидцев

34 года назад произошла одна из страшнейших трагедий в современной истории Азербайджана – Черный январь. В ночь с 19 на 20 января 1990 года несколько бронетанковых частей советской армии вошли в Баку, устроив кровавую бойню мирного населения.

 

На фоне конфликта в Карабахе, толп беженцев, насильственно изгнанных армянами от родных очагов, растущего недовольства центральным правительством, которое не разрешило этот конфликт, обстановка в Баку на конец 1989 года была напряженной. Ширилось национальное движение, по инициативе Народного фронта ежедневно собирались многотысячные митинги, возводились баррикады, все громче звучали требования отставки власти и выхода из состава СССР, люди демонстративно сжигали советские паспорта. Уже в преддверии трагических событий 20 Января на улицах можно было видеть военную технику дислоцированных в азербайджанской столице воинских частей, вооруженных солдат.

Чтобы взять ситуацию под контроль и спасти власть компартии в Азербайджане, советское руководство не придумало ничего лучше, чем ввести войска и устроить кровавый террор против гражданского населения с целью устрашения. 19 января Президиум Верховного Совета СССР с серьезными нарушениями процедуры принимает подписанный Михаилом Горбачевым указ о введении в Баку чрезвычайного положения. В соответствии с указом этот режим начал действовать 20 января с 00.00. Однако накануне вечером на телецентре при странных обстоятельствах был взорван энергоблок, из-за чего в республике прекратилось телевизионное вещание. В результате большинство жителей Баку узнали о введении режима чрезвычайного положения, комендантском часе и вводе в город войск только в 5:30 утра из объявления по радио и листовок, разбрасываемых с вертолетов.

Та страшная ночь стала своего рода кульминацией обострявшейся ситуации, переломным моментом в истории страны, по факту предопределив выход из состава СССР и создание независимого Азербайджанского государства. Кровавые преступления, совершенные в те дни военнослужащими советской армии, повернувшей свое оружие против тех, кого она должна была защищать, на всю жизнь остались тяжким воспоминанием в памяти многих людей…

 

Паромы с техникой и бородатые каратели

Аминат Гаджикеримова, которой на тот момент было 19 лет, вспоминает:

– Мы тогда жили в поселке Говсан. Окна нашего дома выходили прямо на порт, и до начала этих событий мы видели, как туда на паромах привезли бронетехнику с солдатами. Причем это были не молодые солдаты-срочники, которых мы уже привыкли видеть на улицах Баку, а зрелые бородатые мужики с длинными волосами и в странной военной форме без опознавательных знаков. Внешне были похожи на армян, осетин, абхазцев. Ситуация и до того была довольно напряженной: на фоне акций протеста по улицам разъезжали бэтээры, по дворам сновали вооруженные солдаты. Бывали и стычки – за пару дней до трагических событий была стрельба на «Нефтчиляре», возле райкома Низаминского района.

В ночь с 19-го на 20-е мы были дома. Вечером отключили телевидение, а ближе к полуночи началась стрельба. Было очень страшно, мы пригибались к полу, чтобы в нас не попала шальная пуля. Одного нашего соседа-студента так убило, были и раненые. А затем военные направились в сторону Сураханского круга, где учинили бойню, проехались по возведенным баррикадам, людям. Военной техники было очень много, когда они ехали, стоял неимоверный грохот, все в доме дрожало. Что интересно, именно в тот день у наших силовиков и милиции забрали служебное оружие…

 

Искореженные машины, лужи крови

– Утром 20 января наш сосед вместе с дочерью и сестрой направлялся в центр города, они и подвезли меня к типографии мединститута, где я тогда работала. Иного способа в тот день просто не было, – продолжает свой рассказ А.Гаджикеримова. – Несмотря на то, что с раннего утра тщательно убирали улицы, чтобы скрыть следы преступления, быстро сделать это было невозможно. По дороге мы видели искореженные машины, лужи крови на земле. Я до сих пор хорошо помню на улице Самеда Вургуна красный «Москвич»– было очевидно, что по нему проехал танк или БТР. Он был накрыт белым покрывалом в пятнах крови… По дороге нас несколько раз останавливали постовые, проверяли документы. Солдаты следили, чтобы на улицах не собирались вместе больше двух человек. Кто нарушал запрет, сразу задерживали, сажали в автобус и увозили.

Сосед высадил меня у станции метро «28 Мая» (бывш. «28 Апреля»), дальше я добиралась пешком. Напротив полуподвального помещения нашей типографии в главном здании АМИ находился морг. Бездыханные тела свозили сюда, укладывали друг на друга, много людей пропало без вести...

Бородачи, выполнив свою кровавую миссию, в тот же день покинули город, но отношение расквартированных в Баку воинских частей к местным жителям изменилось: они стали проявлять агрессию. Люди боялись лишний раз выйти из дома, но в то же время поднялась волна народного гнева по отношению к советским солдатам, власти, направившим оружие против своего народа, невинных граждан...

Похороны жертв трагедии состоялись спустя пару дней, так как многие тела были изуродованы до неузнаваемости, их было трудно опознать. Мы с мамой тоже участвовали в траурном шествии. Сотни тысяч человек шли через центр города, сопровождая гробы с погибшими. Их похоронили в Нагорном парке, на свежие могилы клали красные гвоздики – с тех пор для азербайджанцев они стали траурными цветами…

 

Простреленный рукав

Фахрия Ханкишиева вспоминает, что они жили тогда по улице Папанина (ныне ул. Джалила Мамедгулузаде). Всю ночь слышали выстрелы, ожидая, что очередная пуля влетит и в их дом, а наутро она отправилась в БГУ (тогда еще АГУ им.Кирова) сдавать экзамен по новейшей истории. Пришли всего несколько человек, и всем автоматически поставили четверки:

– По дороге я видела искореженные автобусы и машины, особенно запомнилась черная «Волга», вдавленная в асфальт около таксомоторного парка. Стреляли в основном ночью. Наш сосед Сабир находился возле Сальянских казарм. Когда по ним начали стрелять, они бросились в какую-то яму, чтобы спрятаться. Кто лег поверх него, погиб, а у него самого оказался простреленным рукав пальто... Моя сестра работала старшей медсестрой в больнице им.Семашко (Клинический медицинский центр №1) и рассказывала о поступавших в морг телах, изрешеченных пулями, раздавленных техникой...

 

Народ сплотился как никогда

Среди очевидцев этой трагедии есть и те, для кого события 20 Января оставили отпечаток не только в моральном плане, но и в физическом. Одна из них – Светлана Зейналова, которая была ранена в ночь с 19 на 20 января и в результате стала инвалидом II группы.

– Мне было тогда 17 лет, и жили мы близ дороги в аэропорт. Папа любил смотреть вечерний выпуск новостей, однако 19 января вечером телевещание внезапно было прекращено. Они с моим старшим братом вышли на улицу посмотреть, что происходит, так как всю неделю шли разговоры, что должны ввести войска. Наши пикетчики (Народный фронт) на тот момент возвели баррикады, перекрыли дорогу автобусами, бетонными блоками. Мой отец часто носил этим людям еду, чай, теплую одежду. Он был очень смелым человеком, ничего не боялся.

Около полуночи стало слышно, как едет колонна военной техники. Пикетчики ждали войска со стороны аэропорта, однако появились они со стороны города. Мой отец и брат находились у дороги, туда подошла и я. Первым часов в 12 подъехал желтый уазик, из него по громкоговорителю объявили, что сейчас по трассе будет проезжать военная техника, и потребовали освободить дорогу, пригрозив в противном случае открыть огонь. Однако пикетчики, построившие баррикады у Сураханского круга, призывали не верить им: мол, просто пугают, не станут же стрелять по безоружным людям... Тем временем военные озвучили свою угрозу во второй раз, но ее снова проигнорировали. В этот момент подъехал автобус с солдатами: бородатые, с длинными волосами, выбивавшимися из-под касок. Офицер отдал приказ, они начали бить прикладами стекла в автобусе, выпрыгнули прямо через окна, залегли на земле и открыли огонь. Сначала стреляли по электрическим столбам, разбивая фонари, везде стало очень темно, а потом начали обстреливать машины, перегородившие дорогу, пикетчиков, народ на обочине. Солдаты стреляли по всем без разбору, и люди в панике разбежались, – рассказывает С.Зейналова.

Ее отцу и брату повезло, им удалось уйти невредимыми и скрыться в доме, сама же она немного отстала и была ранена.

– В суматохе я даже не сразу поняла, что ранена. Пуля вошла в левое плечо, а вышла через руку, оставив большую рану на вылете (очевидно, ранение было нанесено малоимпульсивным патроном калибра 5,45×39 мм к автомату Калашникова, который ввиду своей малой устойчивости «кувыркается» в раневом канале и оставляет тяжелые последствия – Ред.). Повезло, что сердце не задело. Не доходя буквально пару шагов до калитки, я упала без сил от потери крови. Брат затащил меня во двор, кое-как вызвали «скорую», но она до нас так и не доехала. Как выяснилось позже, ее тоже обстреляли по дороге на Комсомольском круге...

 

Смертельная опасность 

Очевидица рассказывает, что только спустя несколько часов ее отвезли на дядиной машине в Сабунчинскую больницу №3. Но дорога туда тоже была нелегкой.

– Мы поехали объездным путем через Раманинскую горку. Дядя старался по возможности не заводить мотор, так как стреляли на звук, и на спуске машина шла на холостом ходу, с выключенным мотором. Нас остановили военные. Они приказали отцу и дяде выйти из машины с поднятыми руками и повернуться лицом к стене. В тот момент отец не выдержал и закричал: «Мы везем раненую девочку в больницу!». Нас могли расстрелять, но повезло – отпустили, предупредив, что если машина не остановится по первому требованию, будет открыт огонь на поражение.

На въезде в больницу, прямо во дворе, лежало множество трупов, невозможно было пройти. И в самой больнице было много раненых. Прождали мы около часа, пока очередь дошла до меня. Честно говоря, я уже и не верила, что останусь жива. Мне оказали необходимую медицинскую помощь, прооперировали. Лечение длилось около четырех месяцев, но в результате я все равно осталась инвалидом второй группы.

С.Зейналова вспоминает, что обстрелы продолжились и в последующие дни:

– Находясь в больнице, я слышала звуки автоматных и пулеметных очередей с улицы. Мой отец тяжело пережил события 20 Января и скончался почти сразу после трагедии. Я до сих пор вспоминаю это так, словно все произошло только вчера, и каждый раз мои глаза непроизвольно наполняются слезами. Однако я воспринимаю эти события не только как трагедию, но и как победу нашего народа. Да, после Черного января в обществе царило подавленное, траурное настроение, но народ сплотился как никогда. Этот день стал переломным этапом на нашем пути к независимости, – заключила С.Зейналова.

Трагедия 20 Января была неизбежна. Ввод войск в Баку был спланированной акцией того тоталитарного режима, он стал очередным отражением проводимой в отношении нашего народа грязной политики. Тем не менее эта трагедия не смогла сломить нашу волю к борьбе за независимость, а погибшие в ту страшную ночь сыновья и дочери азербайджанского народа золотыми буквами написали новые страницы нашей истории.