• четверг, 28 Марта, 17:57
  • Baku Баку 16°C

Медальон

27 октября 2019 | 10:22
Медальон
ПРОЗА
Рассказ
В последние дни бабушка Сакина дышала с трудом. Порой она останавливала взгляд на одной из нас, окружавших ее постель внучек, и удивленно спрашивала:
- Кто ты?
Мы, пораженные и расстроенные, не знали, что и ответить. Старый семейный врач, наш сосед, пытаясь нас успокоить, уверял, что это временные провалы памяти.
Как-то раз, сидя у постели больной, я вдруг заметила в ее взгляде непонятную тревогу, беспокойство. Она неотрывно смотрела в какую-то точку, прикрыв глаза на мгновение, снова широко раскрывала их и смотрела в том же направлении, словно пытаясь там что-то разглядеть. Это продолжалось целых три дня, а на четвертый я, взяв ее слабую иссохшую ладонь, спросила:
- Бабушка, ты хочешь мне что-то сказать?
Едва слышно она прошептала:
- Отведи меня в наш старый дом, в Ичери шехер.
Я опешила:
- Но… ведь там уже давно живут другие люди…
- Хоть на часок, прошу тебя…
- А как ты туда поднимешься?
- Я смогу, там всего семнадцать ступенек, помнится, взлетала по ним за пару секунд. Не откажи старухе в последней просьбе…
Стоявшие вокруг мои сестры и мать были поражены до глубины души: бабушка, пять дней не принимавшая пищи и не произносившая ни слова, обрела дар речи и горячо умоляет меня. Да и как потерявшая память старушка могла помнить про семнадцать ступенек…
Среди всех столпившихся вокруг кровати родных ее глаза искали меня и, найдя, уставились умоляющим взглядом. Несмотря на некоторое замешательство, я вдруг ясно осознала, что готова на все, лишь бы выполнить ее последнюю просьбу.
Дорога до Ичери шехер из Сумгайыта, где проживала остаток своей жизни бабушка, заняла у меня немало времени, но благодаря разным мыслям, которые всю дорогу не давали мне покоя, я и не заметила, как оказалась у дверей знакомого дома. В детстве дедушка часто показывал его мне, но внутри бывать никогда не приходилось. Я остановилась перед закрытыми дверьми казавшегося неприступным величественного старинного здания: как же попасть внутрь?
Впервые я оказалась в безвыходной, казалось бы, ситуации. Пытаясь найти в себе мужество постучать в дверь, я замерла словно статуя. Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появилась миловидная пожилая женщина, которая обратилась ко мне приятным грудным голосом:
- Доченька, ты кого-то ищешь? Я вот уже несколько минут наблюдаю за тобой из окна.
- Простите, ханым, вы не могли бы уделить мне пять минут?
- Да, конечно.
- Вы хозяйка этого дома?
- Нет, а в чем дело?
- Дело в том, что у меня есть старая бабушка, она очень плоха, доживает последние дни. Когда-то этот дом принадлежал ее семье, здесь она и родилась. Но с приходом советской власти в 1920 году его конфисковали. Бабушка всю жизнь скучала по родному дому, в молодости часто приходила сюда и бродила вокруг, не рискуя войти, но сейчас ей совсем плохо, и я хочу исполнить ее последнюю просьбу - перед смертью еще раз увидеть отчий дом.
Я выпалила все это с такой скоростью, что у меня перехватило дыхание и пересохло во рту, все боялась, что женщина не дослушает меня и закроет дверь.
Женщина, внимательно посмотрев на меня, сказала:
- Доченька, я тебя понимаю, но и ты войди в мое положение. Этот дом не мой, я здесь всего лишь квартирантка. Дом принадлежит одному турку, сам он живет в настоящее время в Турции, а мой сын работает в его компании. Чем же я могу тебе помочь?
Я взмолилась:
- Прошу вас, ханым, позвольте мне привести к вам в дом мою бабушку хоть на часок!
Женщина пристально посмотрела на меня. Одному Богу известно, что она подумала обо мне в эту минуту. От молчания мой разум будто помутился, руки дрожали от волнения.
- Хорошо, пройди в дом. Давай выберем кровать для твоей бабушки.
Я не поверила своим ушам: эта благородная женщина поразила меня до глубины души. Ноги едва слушались меня. Войдя внутрь, я стала шепотом считать ступеньки, на глаза навернулись слезы: их было ровно семнадцать. Меня охватила грусть, которая, казалось, окутывала весь дом. Такие особняки я видела только в английских фильмах. Весь интерьер выдержан в бело-бежевых тонах. Написанные маслом на стенах вдоль лестницы виды старого Баку оживляли в моей памяти дореволюционные пейзажи. Ангелы, глядевшие на меня с потолочных фресок, казались живыми, их одежды были светло-кофейного цвета, а веера, которые они держали в руках, - чуть темнее, что создавало некий смысловой акцент. Зеленая лужайка под ногами ангелов веяла ароматом весны. Стоявшие в стороне маленькие джейраны удивленно глядели широко раскрытыми глазами.
Высокие канделябры по углам делали обстановку еще более торжественной. Темно-коричневые портьеры с редкими золотыми нитями, подобно театральному занавесу, выглядели скромно, но величественно. Стоявший в стороне угловой коричневый диван и круглый стол, казалось, никто никогда не использовал по назначению. Бежевые кресла и небольшой рояль переливались под проникавшими сквозь окна слабыми солнечными лучами. Деревянные ступеньки, ведущие вниз, начищены до блеска. В боковой небольшой комнатке виднелись две покрытые тонким белым покрывалом кровати, а на полу между ними - медвежья шкура, которая создавала в комнате атмосферу уюта и спокойствия.
- Эта кровать ей подойдет? - голос женщины вывел меня из оцепенения. - Внизу тоже есть комнаты, но для больного человека они не подойдут, там слишком душно.
- Да, конечно… Я не могу прийти в себя от изумления, ханым. Почему вы поверили мне?
- Дитя мое, я живу на этой земле не первый год, мне уже седьмой десяток пошел. За свою жизнь я видела немало людей и научилась с первого взгляда отличать искренность от притворства. У тебя на лице написано благородное происхождение, такие лица сейчас не часто встретишь…
Тысячу раз поблагодарив ее, сказала, что приеду завтра, и покинула дом. Но душа моя осталась там, словно ее притягивали невидимые взгляды деда и бабушки. Я будто прониклась их тоской по дому, сердце мое учащенно билось. Даже не помню, как добралась до Сумгайыта, будто крылья несли меня. По дороге я представляла, как сообщу бабушке радостную весть, даже хотела соврать ей напоследок, что купила этот дом для нее. Подойдя к дому, я увидела у подъезда «скорую», и сердце мое сжалось от предчувствия. Бабушки не стало…
О трагедии, пережитой бабушкиной семьей в 1918-1920 годах, мне рассказывал дед. Он ушел в мир иной десятью годами раньше, на том же диване. Но я никому не говорила, что знаю о той трагедии. Потому что бабушка будто стыдилась ноши, которую судьба взвалила на ее плечи. Она чувствовала себя несчастной из-за того, что была дочерью «кулака» и женой «предателя родины». И никто до конца жизни так и не смог объяснить ей, что ее отец, происходивший из бекского рода, героически боролся против бесчеловечного большевистского режима, не склонив головы, как и подобает настоящему мужчине. А муж стал жертвой безжалостных исторических обстоятельств, но всегда умел найти выход из любого положения благодаря своей образованности и находчивости. Самые тяжелые трагедии человечества пришлись на ХХ век: боль ужасающих по своей жестокости войн, революций, экономических кризисов, репрессий исковеркала судьбы миллионов людей, живших в то время. Они становились жертвами истории и несли на своих плечах все тяготы того противоречивого периода.
Когда человек рождается на свет, Всевышний создает его чистым как белый лист. Затем его формирует общество, среда, в которой он растет. И именно в этот период начинается его трагедия - обстоятельства, в которые он попадает, люди, которые оказываются рядом с ним, толкают его на многое: жестокость, ложь, невежество, равнодушие, грубость.
В молодости человек, часто неосознанно, допускает ошибки, совершает непростительные поступки. В этот период он как никогда нуждается в мудром наставнике. Конечно, некоторым везет: встретившиеся им на жизненном пути благородные, высоконравственные люди указывают им правильный жизненный путь. Как известно, и другом, и врагом человеку является сам человек. Именно он стоит у истоков как геройских подвигов, научных открытий, прекрасных шедевров, так и несправедливости, войн, жестокости, невежества…
Жизненный путь, о котором я хочу вам рассказать, пришелся на 1901-1990 годы прошлого столетия. Мой дед, как и все люди в тот период, столкнулся с революцией, репрессиями и войной, оказавшими влияние на их судьбы. Исторические трагедии, невольным участником которых он стал, дед вспоминал с особой осторожностью. Листая страницы воспоминаний, на которых он встречался с хрупкими осколками своей печальной, полной тяжелых испытаний жизни, он испытывал, казалось, неизменное сожаление, разрывавшее ему сердце. Нет такой личности, которая смогла бы избежать катастрофы, постигшей все человечество. А человек, испытавший личную трагедию, носит ее в себе до самой смерти. Муки личной трагедии в такие исторические периоды тесно переплетаются с болью всего человечества, и избавиться от этих мук не под силу отдельному индивидууму.
Мир иллюзий моего деда был стерт с лица земли: реальность, с которой он столкнулся, была жестокой и страшной. Он пытался возвысить свой внутренний, духовный мир, но все его мечты перевернулись вверх дном, ведь он не ожидал такой боли и горечи от мира, считавшегося им недосягаемо высоким. Он, как и все мы, жаждал духовной чистоты. Иногда с болью в сердце делился накопившимися воспоминаниями. Его лицо внезапно будто бы старело, и он, кусая губы, начинал рассказ всегда одними и теми же словами:
- Я жил в такой период, что мне пришлось повидать и революцию, и репрессии, и войну, и плен, и ссылку. Я никого никогда не винил за превратности своей судьбы. Грозные исторические события не позволили мне миновать их, они преследовали меня по жизни подобно призракам. Как говорится, родился я невовремя.
В детстве дедушка учил меня математике. Я удивлялась:
- Откуда ты все это знаешь? Ты же садовник.
Он отвечал:
- Я был учителем математики и, наверное, сейчас уже стал бы ученым, если б не проклятая война. Я очень любил математику.
- А что это была за война?
- Дитя мое, ты еще слишком мала, не думай о таких безрадостных вещах.
Но потом, видя интерес в моих глазах, он понемногу рассказывал о тех годах своей жизни, позволяя мне хоть мельком заглянуть в мир его воспоминаний. Меня глубоко интересовали корни нашей семьи, мне хотелось описать горечь тех сложных лет, проходивших горькой линией сквозь судьбы людей, и увековечить эти отрывочные воспоминания. Возможно, желание записать рассказы моего деда и вызвали у меня интерес к журналистике.
Продолжение следует
Тамилла РУСТАМОВА
Перевод Наргиз Гасымзаде
banner

Советуем почитать