Успешный энтертейнер возвращается в город своего детства, чтобы играть на больших фестивалях

Музыкант Вадим Абрамов живет в Германии более 30 лет. В Европу он переехал сразу по окончании института в Ленинграде, а родился и вырос в Баку. Здесь получил школьный аттестат, освоил музыкальную грамоту. Теперь уже успешный энтертейнер возвращается сюда, чтобы играть на больших фестивалях и дышать воздухом детства.

 

Какие вы нетерпеливые… 

– Вадим, почему вы уехали?

– После школы я поступил в вуз тогда еще в Ленинграде, решил продолжить династию и стать врачом, как отец. Я начал было писать научную работу по психологии, но понял, что никому она сейчас не нужна. Осознал, что у меня нет будущего. Может, оно и было где-то далеко, через годы, но эти годы надо было как-то жить… Волею судьбы очутился за границей - сначала во Франции, потом в Германии. В Париже тогда жил мой друг, известный балетный танцор Вячеслав Мухамедов – мы дружим до сих пор, хотя сейчас он живет в Сеуле. Слава познакомил меня с балетмейстером Владимиром Каплуном, благодаря которому я познакомился с Рудольфом Нуреевым.

– Ух ты! И при каких обстоятельствах?

– Случайно. Надо сказать, что балетом я особо не интересовался, никогда не видел вживую Нуреева. А в Висбадене, где теперь живу, тогда знал только одного русского – Володю. И вот в городе традиционный старейший «Майский фестиваль», на котором показывают драматические, балетные и оперные постановки. Володя там работал. И вот я где-то за кулисами, вижу, сидит такой неприметный мужчина. «Познакомься, это Рудольф Нуреев». Тот посмотрел на меня и спросил: «Какие у вас планы?». Я ответил то-то и то-то. А он мне: «Какие вы нетерпеливые»...

Я объективен к себе

– Насколько тяжело было адаптироваться к новой жизни?

– Знаете, когда человек молод, он не определяет степень сложности. Конечно, оглядываюсь назад, думаю: вот сейчас бы никуда не поехал… а тогда поехал. Так-то я прошел обычный путь, знакомый многим эмигрантам: и посуду в кафе мыл, и в барах работал...
– А как вернулись к музыке?

– Я всегда хотел играть, хотя, признаться, музыкальную школу не любил, при том, что среди моих педагогов была ученица Гара Гараева – Наргиз Махмудовна Шафиева. В детстве неинтересно играть этюды Гедике, особенно когда дома с папой слушаешь классиков джаза.

Попав в Европу, понял, что в свободной стране хочу заниматься любимым делом. Я слышал от деда, часто бывавшего за рубежом, что Европа не сахар, но тогда в Германии было гораздо свободнее, все всем верили на слово, кто хотел играть, играл. Я тушевался, пока один человек не сказал мне: у тебя тоже две руки, как у того пианиста,
хочешь играть – играй. И как-то потихонечку… Вообще, я всегда был погружен в музыку, потому что в Баку была музыкальная культура, традиция. Помню, в 2005 году на Бакинский джазовый фестиваль Раин Султанов пригласил Джо Завинула. Тогда мы проводили с ним немало времени, много о чем говорили, и надо сказать, он был очень польщен, что в Баку давно слушают Weather Report.

– Фестивали, камерные концерты, корпоративы… Где настоящая жизнь музыканта?

– Все индивидуально. В пандемию я понял, что самое страшное для меня – состояние стагнации, длинной паузы. Было невыносимо. Я сел в машину и уехал из Германии. Для меня жизнь только в движении. Жить – значит играть, всегда и везде.
Я однажды играл в каком-то отеле, вокруг никого, и вдруг за спиной появился Херби Хэнкок (живая легенда американского джаза – Ред.) и сказал: «Ну надо же!». Я правда считаю, что музыкант должен играть абсолютно везде. Я не амбициозен, то есть от аплодисментов крылья у меня не вырастают, но точно знаю свой стиль, знаю, что именно делаю хорошо. Очень важно понимать, где ты, что играешь и для кого. Стадионы – это не мое. Знаете, я никогда, даже если будет возможность, не куплю машину, не соответствующую моему статусу. Представьте: ролл-ройс, на котором ездят монаршие особы, и вдруг я паркуюсь, выхожу, достаю клавишные… ну смешно же. Должен быть какой-то внутренний камертон, чтобы чувствовать, на своем ли я месте. Не браться за все.

– То есть не врать себе?

– Не питать на свой счет иллюзий, быть объективным. Я давно отказался от иллюзий, но знаю, что моя музыка – это дивертисмент, я умею создать атмосферу.

 

Гуляю по Баку один, и мне хорошо

– Бакинцев вашего поколения разбросало по миру, но многие, как и вы, не потеряли связь ни с земляками, ни с городом.

– Я не люблю громких слов про дружбу, любовь или про то, что бакинцы – особая нация. Но наше поколение действительно особенное. Я не преувеличиваю. Мы росли в такой интернациональной культуре… у нас во дворе жили представители минимум 18 национальностей. И эта бакинская мультикультурность дала нам всем почву для понимания мира и жизни.

В Баку я жил по улице Самеда Вургуна, прямо за Дворцом, сейчас на месте нашего дома – фонтан. Помню, мама шутила: «Этот дом снесут, когда меня уже не будет». В марте 2009 года мамы не стало, а в июле мы с отцом и дочкой прилетели в Баку, и у нас на глазах бульдозером снесли наш дом. Такая вот мистика.

– А вы где-то чувствуете себя дома?

– Раньше домом я называл место, где мои родители. К сожалению – и это закон диалектики – моих родителей уже нет. Последние годы они жили в Израиле и там был дом, а теперь в моей жизни такого понятия нет. Сейчас для меня дом там, где я счастлив в данный конкретный момент. Вот сейчас мне здесь хорошо, и это мой дом. Завтра я сяду в самолет, улечу в другой город, и там будет дом. Мне незнакомо чувство ностальгии, но через музыку срабатывает, как это называют психологи, рикол: услышанные звуки и запахи переносят меня в определенный момент прошлого. Вот я слушаю Рашида Бейбутова, и у меня могут навернуться слезы, потому что я слушал эту музыку в какой-то конкретный момент беззаботного прошлого...

– Какая музыка именно сейчас максимально отражает ваше состояние и настроение?

– Прямо сейчас у меня настроение в стиле музыки 50-х. По дороге на встречу с вами я шел мимо ТЮЗа, куда меня маленьким папа часто водил, – остановился, прислонился к старому кипарису и отчетливо услышал музыку, ту самую, что слышал тогда. Какие-то народные азербайджанские мотивы, которые возвращают меня в мое детство и отрочество, где мне было очень спокойно, безопасно. И сейчас я гуляю один, и мне очень хорошо, комфортно. Я очень люблю этот город.