Война глазами художника

Год назад в Украине после вторжения российских войск началась война. «Каспий» пообщался с художником Аскером Джавадовым – жителем украинского города Ирпень, который одним из первых принял на себя все тяготы войны.

Урожденный бакинец Аскер Джавадов с ранних лет любил рисовать. Первую картину нарисовал в три года, а уже в 16 получил свою первую премию – за плакат. Конкурс при поступлении в художественное училище имени Азима Азимзаде пройти не удалось, и он решил посвятить себя армии. Из 20 лет службы восемь пришлись на время независимости Азербайджана. Участвовал в качестве офицера-связиста в первой Карабахской войне, а потом, занявшись частным бизнесом, переехал в Украину.
– В 2011 году, будучи в Очакове, увидел сон: я рисовал пейзаж. Сочтя это знаком свыше, активно занялся любимым делом и фактически стал первым художником-азербайджанцем в Украине. Уже спустя два года в Киеве состоялась моя первая выставка картин. Потом была персональная выставка в Ивано-Франковске. В их организации мне помогла азербайджанская диаспора Украины.
Когда я впервые приехал в Ирпень, буквально влюбился в этот городок. Это была маленькая Бельгия: равнины, перелески, речки, красивые малоэтажные постройки. Решил поселиться здесь, благо расстояние до центра Киева – всего километров 20. Большинство моих картин написано именно там.

– Какими вы запомнили первые дни войны?

– У меня было предчувствие большой войны. Оно появилось еще в декабре: видел во сне, что бомбят Киев. Рассказал друзьям, знакомым – никто не поверил,даже за неделю до начала вторжения: у меня как раздень рождения был. А ранним утром 24 февраля 2022 года проснулся от грохота взрывов. Выйдя на улицу, увидел в небе российские вертолеты, летящие в сторону Гостомельского аэропорта. Это совсем рядом, практически за речкой. Как мы узнали позже, российские войска предприняли попытку захватить аэропорт с помощью ВДВ, но получили отпор…
Тем утром в администрации города состоялось собрание. Я приехал туда и попросился в оборону, но мне посоветовали эвакуироваться из города вместе с другими гражданскими. Паники не было, город готовился к обороне.Иллюзий по поводу действий российской армии я не питал – прекрасно помнил, что советская армия творила в Баку в ту злополучную ночь 20 января 1990 года...

– Как вам удалось выбраться?

– Первые дни паники вообще не было: магазины работали в обычном режиме, люди не собирались покидать город, в том числе и я. Однако жители многоэтажек немного волновались: уже был факт прилета ракеты в столицу. Мне позвонили из Киева и попросили приютить молодую семью, которая жила в многоэтажке, и я выделил им комнату в доме. Так продолжалось около недели. Тревога нарастала. На третий день прямо над домом пролетели два штурмовика и через минуту раздались взрывы. 
В первых числах марта бои докатились до Ирпеня. Российские войска, столкнувшись с водными преградами, пытались атаковать по житомирской дороге – это километров пять от моего дома. Взрывы практически не прекращались. Неподалеку разорвалось несколько снарядов, один из них попал в припаркованную на нашей улице фуру...
Эвакуация официально началась 4 марта, а уже на следующий день прекратилась подача газа и воды. Тогда я понял, что пора уезжать. Собрал легкую дорожную сумку, закрыл дверь и отправился вместе со своими постояльцами на вокзал.Когда доехали, российская артиллерия разбомбила железнодорожное полотно, были повреждены рельсы. Объявили, что эвакуация продолжится автобусами. Панику удалось предотвратить слаженными действиями полиции и добровольцев.
К тому времени прямая дорога на Киев была заблокирована: украинские саперы в первые же дни подорвали мост через реку Ирпень, чтобы предотвратить возможный танковый прорыв. Оставалась только одна дорога – в объезд. В это время дали «зеленый коридор» на полтора часа, и мы успели выехать. В зеркало заднего вида я видел, как следом рвутся снаряды. Поехали по дороге на Фастов в сторону Черновцов, где у моих попутчиков жили родственники.

–  Не было желания применить свои военные навыки?

– Когда ты на войне, получаешь приказ, имеешь оружие,точно знаешь, где враг. На «гражданке» все становится расплывчатым: нет полной информации о происходящем и соответственно чувства безопасности. Пару дней, пока был один дома, предпринял некоторые меры – cделал несколько «коктейлей Молотова», чтобы хоть как-то обороняться в случае нападения. А вокруг дома провел кабель высокого напряжения. Разумеется, это не спасло бы в случае масштабной атаки, но против диверсантов и мародеров могло сработать. Скажу честно, изначально было ощущение, что Украина выстоит. Когда я увидел вертолеты над Гостомелем, понял, что это попытка десанта. Про себя подумал: если на аэродром будут садиться тяжелые транспортные самолеты, значит Киеву придется худо. Но этого не произошло...

– Как вы добрались до Азербайджана и почему не вернулись в Ирпень после деоккупации?

– Изначально думал переждать в Ивано-Франковске, а потом вернуться домой. Но потом выяснилось, что в дом попал снаряд и он сгорел. Решил ехать в Азербайджан. Путь пролегал через Румынию, Болгарию, Турцию и Грузию: через неделю наконец прибыл на родину. А аккурат на Новруз байрамы хозяин ирпеньского дома прислал видео. Выяснилось, что все мои личные вещи, в том числе более 50 картин, сгорели в пожаре.
В течение года я побывал на выставках в Болгарии и Хорватии, где экспонировались мои работы. Оттуда планировал заехать в Украину, но меня отговорили.

– Нашла ли война отражение в вашем творчестве?

– У меня всего одно полотно о войне: оно – о Карабахе и посвящено Дню победы в Отечественной войне.Я прекрасно отношусь к произведениям художников-баталистов, но считаю, что в любой картине нужно передавать жизнь, даже если она про смерть. Поэтому в своих работах я отношусь к войне как к прологу мира. У меня есть эскизы, посвященные моему родственнику – знаменитому партизану Мехти Гусейнзаде, я начал эту картину еще в довоенной Украине. Надеюсь восстановить и завершить ее, как и все мои работы, сгоревшие в Ирпени. А еще есть идея организовать выставку, посвященную 100-летию Гейдара Алиева.