Ирина Мехтиева: На сцене мы – принцессы, а в жизни – обычные люди…

О чем мечтает пианистка, когда за спиной – сцена, музыка и аплодисменты? Газета «Каспий» взяла интервью у Ирины Мехтиевой – артистки камерного оркестра, пианистки и клавесинистки, посвятившей музыке без малого полвека.

Музыка сопровождает человечество с древнейших времен, становясь отражением эпох, культур и самых сокровенных переживаний. Это не просто сочетание звуков, ритмов и гармоний, это живая энергия, способная вдохновлять, исцелять, пробуждать воспоминания и соединять сердца. Она говорит без слов, но понятна каждому, кто готов услышать. А для тех, кто посвятил ей жизнь, музыка – это бесконечный путь совершенствования, где искусство неразрывно связано с дисциплиной, трудолюбием и преданностью своему делу.

– Давайте начнем с самого важного: познакомим с вами наших читателей. Расскажите, что стало решающим фактором в выборе профессии – это была осознанная любовь к инструменту или череда случайных обстоятельств?

– Скорее случай. Я родилась в семье музыкантов, моя мама – пианистка, и у меня, честно говоря, не было выбора. В три года меня просто посадили за инструмент. Постепенно занятия стали частью моей жизни, сформировалась дисциплина. У меня были очень строгие учителя, да и мама не делала поблажек. Но теперь я благодарна ей за это.

– Кто еще повлиял на ваше становление как пианистки?

– Помимо мамы моими наставниками были Диляра ханым Мирзакулиева и Камила Шахтахтинская. Все они были строгими, но именно это сформировало меня как музыканта. Я никогда не думала, что могла бы выбрать иной путь.

– Можно сказать, выросли в музыкальной династии?

– В определенной степени да.

– А если бы сейчас был выбор, вы бы снова отдали предпочтение этой профессии?

– Без сомнений. Для меня это не просто профессия, а образ жизни.

– А если представить, что музыки в вашей жизни не было бы?

– Как ни странно, я бы стала… ветеринаром. Очень люблю животных, и если бы пришлось выбрать что-то кардинально иное, ветеринария пришлась бы кстати. У меня четыре кошки, все спасенные – они для меня как семья.

– Работа в филармонии – это больше творчество или жесткая дисциплина?

– Мы, классические музыканты, хранители традиций, а без дисциплины традиций не сохранить. Чтобы оставаться в форме, необходимо постоянное совершенствование. Филармония – это, конечно, искусство, но оно невозможно без железной дисциплины. При этом нам не навязывают репертуар, и это очень ценно.

– Как вы пришли в филармонию?

– В 1998 году я прошла конкурс в камерный оркестр. Сыграла концерт Гайдна – и меня приняли. С тех пор я здесь...

– Что особенно вдохновляет в работе?

– Атмосфера творчества. Здесь нет жестких рамок, можно поделиться идеей. Многое зависит от дирижера. Сейчас у нас Фахрадин Керимов — невероятно творческий человек. Он поддерживает инициативу, открыт к предложениям.

– Есть ли композиторы, которые стали для вас настоящим откровением?

– Все зависит от текущей работы. Сейчас я готовлю концерт Шнитке, до того играла Моцарта, планирую Баха. Каждый композитор открывает новый мир, меняет подход к исполнению. Например, Бах писал для клавесина, и это влияет на манеру игры на фортепиано.

– Ваш стиль постепенно эволюционирует?

– Конечно, каждый композитор оставляет свой след. Это постоянный процесс.

– Как вы относитесь к интерпретации? Пианист ведь прежде всего исполнитель чужих идей… или у вас есть желание создавать что-то свое?

– Я считаю, что задача исполнителя – передать замысел композитора, а не вносить личные коррективы. Композитор знал, что хотел сказать, а моя роль – донести это до слушателя.

– Волнуетесь перед выходом на сцену?

– Любое выступление – это ответственность, а уважение к слушателю – основа нашей профессии. Если музыкант позволяет себе небрежность, он не уважает свою аудиторию.

– Вам важно мнение зрителей?

– Конечно, я играю для них. Глупо было бы говорить, что мне все равно… но угодить всем невозможно, и это нормально.

– Когда слушаешь ваше исполнение, создается ощущение, что вы полностью растворяетесь в музыке.

– Это действительно так: в этот момент меня как личности нет – есть только музыка.

– Сегодня классика сталкивается с конкуренцией массовой культуры и цифровых технологий. Как филармония адаптируется к этим вызовам?

– Мы шагаем в ногу со временем: создаются яркие рекламные ролики, используются современные технологии, проводятся концерты с визуальными эффектами. Это помогает привлечь новую аудиторию.

– За годы вашей работы изменилось ли что-то в филармонии?

– Да, причем в лучшую сторону. Сейчас время стабильное, а для музыканта это так важно – в 90-е было сложнее… Молодежь стала увереннее, раскованнее, и это радует.

– Считаете ли вы, что музыка способна быть терапией для общества?

– Безусловно, музыка объединяет людей. Когда видишь полный зал, понимаешь, что ты не одинок. Это форма духовной поддержки.

– А что для вас музыка?

– Это моя жизнь, а не средство для расслабления.

– Какие музыкальные мечты у вас еще не сбылись?

– Они связаны с произведениями, которые хочу исполнить. Сейчас в работе концерт Шнитке и двойной концерт Баха. Это мои ближайшие цели.

– А гастроли?

– Если будет возможность, почему бы и нет? Но для меня важнее сам процесс, чем место, где я играю. Раньше гастролей было больше. В 2000 году я выступала на Барочном фестивале в Стамбуле, участвовала в Днях культуры Азербайджана в Москве…

– О чем мечтает пианистка, когда за спиной – сцена, музыка и аплодисменты?

– О времени. Хочется, чтобы в сутках было больше часов, чтобы спокойно заниматься музыкой, не отвлекаясь на бытовые дела.

– На сцене и в жизни вы одинаковы?

– Конечно, нет. На сцене мы – принцессы, а в жизни – обычные люди: готовка, стирка, повседневные заботы, это неизбежно.

– Вам хотелось бы попробовать себя в чем-то принципиально новом?

– Нет, мне достаточно музыки, хорошей книги и чашки чая.

ХАНУМ ГАДИРЛИ