Анна Ибрагимбекова о судьбе, творчестве и любви

Кто такая Анна Ибрагимбекова-Герулайтис? Где и как она жила до знакомства с великим азербайджанским писателем, чем занимается сейчас? Жена Максуда Ибрагимбекова любезно согласилась встретиться с корреспондентом нашей газеты и побеседовать об искусстве, творчестве, красоте, ну и, конечно, о большой любви.

Я пришла в Центр Максуда Ибрагимбекова в Ичери шехер. Именно там мы договорились о встрече с Анной ханым. Как только я вошла в родовое гнездо Ибрагимбековых – в это старинное здание, меня охватило удивительное чувство. Центр, где проходят творческие вечера, интересные выставки, буквально пропитан атмосферой душевности, тепла и большой любви. Любви к Максуду Ибрагимбекову, и это, безусловно, заслуга его супруги.

Пока ждала, я сидела во внутреннем дворике. Описать свои ощущения словами сложно: это маленький оазис, место, где хочется мечтать и творить. Здесь время словно остановилось, давая возможность погрузиться в собственные мысли и ощутить ту самую атмосферу, которую Анна Ибрагимбекова создала в память о великом писателе.

- Вы редко даете интервью, и те немногие, что были опубликованы, касались, безусловно, Максуда Ибрагимбекова. А сегодня мне бы хотелось поговорить именно о вас. Расскажите, пожалуйста, о своем детстве.

– Спасибо, что пригласили побеседовать. Детство Анны Герулайтис... Ну, наверное, в первую очередь начну с бабушки и дедушки с маминой стороны. Австрийские евреи, жившие в Вене. Дед в 1924 году по приглашению Ленина приехал в Москву строить «светлое коммунистическое будущее» вместе с моей бабушкой. Строили они, значит, строили, ну и по всем жанрам того времени, а точнее – сценариям, в 1937 году деда посадили. Эту историю я знаю из рассказов мамы и бабушки. Нашей семье повезло: в 1940 году его отпустили, до лагерей не дошел. Но началась война, и моя мама 18-летней девчонкой ушла на фронт.

– Ваша мама воевала?

– Да. Дома говорили по-немецки, мама в совершенстве владела языком и на фронте работала агитатором, призывая немцев сдаться. Дважды была ранена. После второго ранения уже работала в штабе, допрашивала пленных. В 1945 году появилась возможность уехать, и дедушка с бабушкой, воспользовавшись случаем, вернулись в Вену.

– А ваша мама?

– Мама на тот момент уже познакомилась с моим отцом.

– Как познакомились ваши родители?

– О, это очень красивая история в лучших традициях романтического кино. Папа безумно любил маму. Познакомились они на вокзале. Мама в звании лейтенанта, папа – в более высоком чине. Он был засекреченным военным и занимался очень серьезными разработками для военной индустрии. Историю их знакомства я знаю со слов отца. «Стою на вокзале, жду поезд, и вдруг вижу лейтенанта в юбке, с кудрявыми волосами, девчонка горько плачет». Мама тогда не смогла достать билет на поезд, папа помог ей и… влюбился. Когда он занимался секретными делами в Германии, они уже были женаты, и мама была в положении. Она приехала к нему в Германию, а он весь перрон усыпал розами. Представляете? Так они любили друг друга...

Папа потом тоже впал в немилость, но за него вступились серьезные люди. В лагерь, правда, он не попал, но четыре года прожил в ссылке. А мы с мамой – в Москве. Было трудно, но папа вернулся, и стало полегче.

Как вы считаете, чей у вас характер – мамин или папин?

– Скорее папин, но это если говорить о сдержанности. Мама моя – сплошные эмоции. Как говорил отец, «одно сплошное правое полушарие». (смеется)

– Давайте перемотаем ленту времени чуть-чуть вперед и посмотрим на Анну, которая стала взрослой. Как появилась модель Герулайтис, какой она была?

– Ну, как и все молодые люди, искала свое место в жизни, строила планы, мечтала. Я очень рано родила сына, и обстоятельства сложились так, что растила его одна. Потом училась на вечернем отделении, а днем работала лаборантом в обсерватории. В модели попала абсолютно случайно – его величество случай. Шла по центру Москвы, ко мне подошли две женщины и предложили поучаствовать в отборе. Раньше слово «кастинг» не употребляли, говорили «отбор», который проводил Всесоюзный дом моделей.

– Вы были очень красивой девушкой, я бы сравнила вас с французскими актрисами того времени!

– Тогда я совсем не считала себя красавицей, а вот сейчас смотрю на себя в молодости и понимаю: да, я была очень красивой. В общем, согласилась пройти отбор, и меня выбрали. Так я попала в мир моды.

– Так начался ваш путь модели?

– Да. Мир моды меня увлек. Понимаете, мода – это ведь тоже искусство, это не просто про одежду, это – творчество, художники, модельеры, образы, стиль. Я начала во многом разбираться, многому научилась. Мне нравилась моя жизнь. Нет, я не была знаменитостью, но карьера складывалась вполне успешно: на меня шили, я ездила на показы в разные страны. Это был весьма увлекательный период в моей жизни.

– Почему вы говорите, что не были известны? Вам что-то или кто-то мешал?

– Тут дело вот в чем. При внешности и всей востребованности в профессии мне было сложно в силу своего характера почувствовать себя звездой. Я абсолютно не публичный человек, не амбициозный, во мне не было напористости, огня, дерзости, а подиум – это ведь сцена, и каждый показ – выход персонажа. Мне это давалось очень нелегко. Был даже такой случай. Задумали снять фильм о моде в СССР, о моделях. Режиссер фильма увидела мое фото в журнале, пришла к Вячеславу Зайцеву и говорит: «Мне нужна она для моего документального фильма». Слава ее отговаривал, говорил, что я не подойду на эту роль. Он любил моделей с характером, а меня называли тургеневской девушкой. В итоге режиссер настояла на своем, и я снялась в том документальном фильме.

– А если бы не попали в мир моды, кем вы себя видели на тот момент?

– Я всегда видела себя в творчестве. Искусствоведом, к примеру. Но проработав в профессии несколько лет, стала сама ставить показы. Это ведь организация шоу, и мне это очень нравилось. Постепенно пробовала себя в качестве художника по костюмам, особенно здесь, в Баку, в ходе постановки спектаклей по произведениям Максуда Ибрагимбекова в Русском драмтеатре. Это мне всегда нравилось.

– Ну, раз мы заговорили о Баку, скажите: ваша встреча с Максуд беем – тоже дело случая?

– Вот вы сейчас спросили меня, и я вспомнила день, когда летела в Баку. Самолет уже шел на посадку – это был сентябрь, но еще стояла ужасная жара. И вдруг в небе появилась огромная радуга. Представляете, такая яркая, я такую больше ни разу не видела. И я подумала: это знак, что-то особенное ждет меня в Баку, что-то важное, хорошее. В тот же вечер мы познакомились с Максудом и больше никогда не расставались. Так что думаю, это был не случай, это была судьба. Наша встреча была предопределена свыше, мы должны были встретиться в этой жизни и прожить вместе 35 лет.

Для меня это были лучшие годы. Максуд порой говорил мне: «Ну почему? Почему мы встретились с тобой так поздно?». Он имел в виду, что на момент нашего знакомства у каждого за плечами уже был солидный жизненный опыт, дети. А я понимала, что мы встретились именно тогда, когда были готовы принять друг друга. В молодости вряд ли у нас что-то получилось бы: характер, ожидания, иллюзии… Именно жизненный опыт и житейская мудрость, которые пришли с годами, помогли нам не просто полюбить, а научиться понимать и принимать друг друга.

– Это была любовь с первого взгляда? Два месяца – и вы поженились…

– Не знаю, была ли это та самая любовь с первого взгляда, о которой пишут в книгах и показывают в кино. Но Максуд меня покорил с первых минут. Как личность, как мужчина. Его острый ум, тонкая ирония, чувство юмора, но самое главное – как он обращался со словом. А поженились мы так быстро – просто устали летать друг к другу (смеется). То я – в Баку, то он – в Москву. Решили: раз уж не можем друг без друга, поженимся.

– И вы сразу согласились?

– Сразу. Сын уже был самостоятельным. Я поняла, что нужна Максуду, что моя миссия – быть рядом, поддерживать его. Я чувствовала, я хотела этой жизни рядом с ним.

– Разные культуры, менталитет... Трудно было адаптироваться?

– Безусловно, Москва и Баку – а мы говорим о Баку еще того времени – во многом были разными. Но я понимала, что мой выбор стать женой Максуда предполагает перемены в моем привычном укладе. Со временем я начала понимать и традиции, и менталитет, и правила. Конечно, были и притирки, и ссоры, всякое бывало, но мы умели слышать друг друга. А это очень важно.

– Как женщине-личности, находясь рядом с мужчиной – великой личностью, не потерять себя? Как вам это удалось?

– Максуд никогда не пытался подавить во мне личность – это самое главное. Он был человеком с сильным мужским стержнем, характером, но при этом уважал мнение и взгляды другого человека. Очень не любил, когда с ним спорят, но годы спустя я научилась чувствовать, когда и как с ним разговаривать.

– Муж учил вас готовить азербайджанские блюда?

– Да, учил. Заваривать настоящий азербайджанский чай, готовить национальные блюда. И мне это все очень нравилось. Готовить, печь... У нас всегда было много гостей. Мы ведь, возможно, были первыми, кто стал жить за городом, на даче в Нардаране. Максуд любил природу, животных. Нам никогда не было скучно, даже когда мы жили обособленно. Нам хватало друг друга.

– Вы прожили вместе 35 лет. Два творческих человека, две личности... В чем секрет долгих счастливых отношений?

– Думаю, особого секрета тут нет. Первое и самое важное – любовь. Но не та первая влюбленность и страсть, которая с годами уходит, это естественно. Настоящее чувство сублимируется в нечто большее. И если это случилось между людьми, если они стали друг для друга друзьями, родными, соратниками, отношения выходят на совсем другой уровень. Это и компромисс, и уважение к личности, и умение где-то промолчать, где-то уступить. Но все это возможно только при одном условии – любви и уважении.

– Вы живете в Азербайджане уже 43 года. Вы считаете себя азербайджанкой?

– Да. Для меня нет лучшего места на земле, чем Баку. Я не могу без Баку. Мне нигде так не хорошо. Мой дом здесь, и да, я считаю себя азербайджанкой.

– Любовь к Азербайджану и Баку – это, наверное, все-таки благодаря Максуд бею?

– Да. Он безумно любил свою родину, свой город. Он просто физически не мог долго находиться вдали от Азербайджана, от Баку. Помню, когда мы выезжали, то торговались буквально за каждый лишний день. Мне хотелось где-то побыть еще, а он был непреклонен: хочу домой... Очень переживал все эти страшные события, которые начались тогда с Карабахом. Он почти 20 лет не писал прозу – только политические статьи. Очень нервничал. Я, конечно, старалась поддержать его, как могла.

– Прошло уже девять лет, как вы не вместе. Что помогает сохранять душевное равновесие?

– Первый год был для меня самым тяжелым. Но я никогда не говорю о Максуде в прошедшем времени и не называю себя вдовой. Я – жена Максуда Ибрагимбекова и останусь ею до конца своих дней. Мне помогает сейчас этот центр, который был организован и открыт благодаря Фонду Гейдара Алиева. Это мое детище, моя миссия. Мы здесь много работаем. Творчество Максуда живет и в наши дни, у нас много проектов. Сейчас активно работаем над изданием всех его произведений на азербайджанском языке. Работы много, интересных проектов тоже. Это меня и держит.

– Что для вас сегодня означает счастье?

– Счастье для меня в чашке кофе по утрам, в прогулке с моей собачкой Чучей, в запахе весны, хвои, когда я езжу за город. Счастье для меня сейчас в самых обычных мелочах. Но я, наверное, как никогда раньше стала ощущать их важность.

– Спасибо вам большое за беседу. Конечно, как было сказано на вечере в честь Максуд бея в Мугам-центре, говорить о нем можно бесконечно. И о вас тоже. Хочу спросить напоследок: если бы сняли фильм об Анне Ибрагимбековой, как бы он назывался?

– Не думала об этом никогда (с улыбкой). Но вот вы спросили, а я недавно нашла у Максуда цитату: «Будущее, созданное мечтой». Думаю, ответила бы этой фразой...

ЗАРИНА ИСМАИЛОВА