БРИКС уже не тот

Саммит БРИКС, прошедший 6-7 июля в Рио-де-Жанейро, стал одним из самых масштабных и противоречивых в истории объединения. Отсутствие лидеров двух крупнейших держав — Китая и России — породило вопросы о внутренней согласованности блока, его глобальных амбициях и реальном потенциале.

Впервые после расширения в 2024 году в саммите БРИКС приняли участие 11 стран, включая новых членов – Иран, ОАЭ, Египет, Эфиопию и другие. Однако несмотря на внушительный состав и богатую повестку встреча оставила двойственное впечатление.

Главным удивлением стало решение председателя КНР Си Цзиньпина не присутствовать лично. Это первый случай с момента вступления Китая в активную фазу участия в БРИКС, когда он проигнорировал саммит в офлайн-формате. Формально китайская сторона сослалась на плотное расписание и внутренние дела. Однако дипломатические источники и аналитики склонны видеть в этом более глубокий политический расчет. В условиях внутреннего экономического спада, спровоцированного стагнацией рынка недвижимости, кризисом потребления и растущей безработицей, Пекин предпочитает сосредоточиться на стабилизации внутренней ситуации. Кроме того, Си Цзиньпин, по всей вероятности, не хотел становиться участником мероприятия, где инициатива будет сосредоточена в руках Бразилии и Индии – стран, чья внешнеполитическая позиция по многим вопросам противоречит китайской.

Особое внимание вызвало выступление премьер-министра Индии Нарендры Моди, который занял центральное место в дискуссиях по реформе международных институтов, цифровой трансформации и климатической политике. Именно Индия стала голосом Глобального Юга на этом саммите, чему способствовало и символическое поведение хозяев встречи – президента Лулы да Силвы и его команды. Прием Моди был подчеркнуто теплым, и это, по мнению наблюдателей, могло стать одним из мотивов отказа Си Цзиньпина от визита.

Бразилия и Индия выбирают Запад

Такое поведение Бразилии неудивительно. Во внешнеполитической стратегии Лулы да Силвы  акцент делается на многосторонность, сбалансированные отношения с Западом и Востоком, а также сохранение имиджа демократической страны, выступающей от имени Глобального Юга. Это сближает Бразилию с Индией, также стремящейся сохранить пространство для маневра в условиях обостряющегося глобального противостояния. Обе страны отказываются от жесткой конфронтации с США, предпочитая извлекать пользу, как от сотрудничества с Вашингтоном и странами Запада в целом, при этом оставаясь интегрированной частью Глобального Юга. Достаточно отметить, что накануне саммита ЕС заключил соглашение с МЕРКОСУР (Южноамериканский общий рынок), что создало новый торговый потенциал для Бразилии, укрепляя ее связи с Евросоюзом.

А США считаются крупнейшим инвестором в Индию (более $10 млрд), инвестиции ЕС – вчетверо больше. Примерно то же касается и Бразилии, причем объемы американских и европейских инвестиций в 2-3 раза превышают аналогичные показатели для Индии. Поэтому критическая зависимость экономик этих стран от Запада, помноженная на схожесть политических традиций, делает их идеологически более близкими к Западу, чем к некоторым партнерам по БРИКС.

Мягкий раскол

Это диссонирует с позицией Пекина, часто открыто критикующего действия Запада, обвиняя его во вмешательстве во внутренние дела различных стран, что отчасти перекликается с позицией Москвы и Тегерана.

На фоне теплого приема, оказанного индийскому премьеру, и желания Бразилии подчеркнуть особую роль тандема Бразилиа-Нью-Дели в формировании повестки БРИКС, отказ Си прибыть в Рио можно рассматривать и как реакцию на изменение баланса внутри формата. Кроме того, внутри Бразилии нарастает тревога по поводу зависимости от китайского рынка. Обсуждения в экспертной среде затрагивают не только экономику, но и вопросы кибербезопасности, цифрового суверенитета, а также потенциальное влияние китайских платформ на молодежную аудиторию – символом чего стала критика TikTok со стороны первой леди Бразилии.

Тем не менее, визуальное охлаждение между Бразилией и Китаем не следует рассматривать как разрыв. Пекин остается крупнейшим торговым партнером Бразилии, а взаимодействие в рамках таких институтов, как Новый банк развития, сохраняет стратегическое значение для обеих сторон. Речь скорее идет о стремлении Бразилии переосмыслить свое место в архитектуре БРИКС, укрепить собственные позиции и действовать в тандеме с более близким для себя партнером. Сближение с Индией в этом контексте выступает не только тактическим союзом, но и способом подчеркнуть альтернативный путь развития блока – как сети равноправных государств. К тому же участие в саммите премьера Госсовета КНР Ли Цяна позволило Китаю сохранить влияние в повестке формата, хотя и в условиях заметного смещения акцентов. Нельзя утверждать, что участие китайского премьера ослабило позиции КНР внутри БРИКС – китайские интересы были четко обозначены и учтены в итоговой декларации. Однако важно отметить, что политическая и медиасимволика саммита сместилась в сторону Индии и Бразилии, которые фактически задали тон дискуссиям.

Шаг вперед, два шага назад

Вторым значимым отсутствующим стал президент России Владимир Путин. Его участие ограничилось видеосвязью – как и в случае с саммитами G20 и ООН, причиной стала угроза ареста по ордеру Международного уголовного суда. Это отчасти обезличило саммит, особенно на фоне обострения геополитических конфликтов, где Москва традиционно выступает с радикальной антизападной риторикой.

Тем не менее саммит завершился масштабной итоговой декларацией, включающей 126 пунктов. В ней участники осудили военные удары по Ирану, выступили в поддержку палестинского государства, выразили недовольство «односторонними тарифными мерами» – в первую очередь со стороны США – и потребовали реформ международных организаций, включая Совет Безопасности ООН, МВФ и Всемирный банк.

Однако за широкой декларативностью просматривались явные признаки разногласий. Расширение блока на первый взгляд усилило его легитимность, но на практике привело к росту внутриполитических противоречий. Таким образом, саммит БРИКС в Бразилии стал одновременно и шагом вперед, и тревожным сигналом. Он подтвердил, что у блока сохраняется потенциал к институционализации и выработке альтернативной модели глобального взаимодействия. Однако отсутствие лидеров Китая и России, усиление внутренних трений и символическое смещение центра тяжести от Пекина к Нью-Дели и Бразилиа показали, что процесс формирования «нового мирового полюса» будет гораздо более сложным и противоречивым, чем предполагалось.