• пятница, 29 Марта, 01:13
  • Baku Баку 7°C

Внучка

08 июля 2018 | 10:09
Внучка
ПРОЗА
- Не может быть, - говорили они. - Я только вчера его видел, он поднимался из подземного перехода.
- Не может быть, - говорили они, - Два дня назад он звонил мне…

В воздухе пахло весной, хотя вчера только шел мокрый снег, и небо было сумрачным, и настроение - тоскливым, хотелось спать, плакать, прочувствовать свое давнишнее, затвердевшее, как камни в почках, сиротство. Но здешние обитатели уже привыкли, что погода резко меняется, и запахи весны никого не могли обмануть.
- Это - плохая погода, - сказала малышка.
- Почему? - удивился он. - Видишь - солнышко, - он показал, запрокинув голову, взглядом на небо. - Тепло на улице. Разве это плохо?
- Да, - сказала малышка улыбаясь. - Бабуля говорит, что такая погода нездоровая. Все болеть будут.
Он промолчал.
- Но тебе ведь нравится солнышко? - спросил он после недолгой паузы.
- Нравится, - сказала она.
- Это главное, - сказал он. - Главное мнение - твое.
Теперь она промолчала, не совсем поняв его. Долго молчали, шагая по бульвару. Легкий теплый ветерок, небольшая рябь на воде, море тихо дышало, будто боясь спугнуть неожиданное дыхание весны.
- А завтра опять будет солнышко?
- Не знаю, - сказал он. - Поживем - увидим.
Она вдруг засмеялась. Он, улыбаясь, поглядел на нее.
- Ты всегда так говоришь, - сказала малышка. - Почему?
- Привык, - сказал он. - Хочешь на карусель?
- Не, - она мотнула головой.
- Не хочешь на карусель? - удивился он.
- Не, - повторила она. - Лучше будем ходить и разговаривать.
- Хорошо. О чем же ты хочешь разговаривать?
- О планетянах.
- Об инопланетянах?
- Ага. Пойдем туда, - она указала пальчиком на эстакаду, уходящую в море.
Он покорно повел ее в сторону эстакады, они дошли до самого конца, и она задумчиво уставилась на море. Он смотрел на нее, не отрывая взгляда. Неожиданно погода резко изменилась, подул северный ветер, стало значительно холоднее, небо затянулось тучами, пошел мелкий колючий дождик, как бы предупреждая о возможности снегопада.
- Трудно в это поверить, - говорили они, - Он был так полон жизни…
- Он так любил свою семью, - говорили они.
- Свою внучку…
- Своих друзей.

- Ты не замерзла? - спросил он.
- Нет, - сказала малышка. - Я сама не замерзла, только ножки замерзли.
- Давай я тебя возьму на руки.
- Нет, - сказала она. - Я уже большая и тяжелая. А тебе нельзя носить тяжелое.
- Это кто сказал?
- Мама. Она говорит - у тебя был инфак… тор…
Он усмехнулся про себя, не ощущая необходимости поправлять ее. Они еще походили по бульвару. В это время дня здесь было мало народу, редкие прохожие, трусцой пробегавшие мимо, дыша морским воздухом, бульварные маньяки, приходившие сюда ежедневно, как на работу, более того - без выходных. Он не любил крайностей, которые любое прекрасное начинание делали уродливым, и потому сам на приморский бульвар с целью подышать свежим воздухом не ходил, но внучку выгуливал, как только выдавался свободный час.
- Пойдем посидим в ресторане, - сказал он.
- В ресторан маленьких не пустят, - возразила она с серьезным видом.
Он взглянул на ее озабоченное личико, и любовь горячей волной прихлынула к сердцу, оно восторженно запрыгало в груди, как птица в клетке, которую неожиданно выпускали на волю, почуявшая, понявшая своим птичьим сознанием предстоявшую ей свободу.
- Пустят, - успокоил он ее, хотел поднять, прижать к груди, но тут же пришла мысль, что она в этой шубке и в самом деле немало весит. Теперь приходилось всего остерегаться, беречься, все делать с оглядкой, подавляя эмоции, выше которых он ничего не ставил в жизни. Они вошли в теплый зал ресторана. После холода, идущего с открытого моря, тепло, насыщенное ресторанными пряными запахами, показалось более чем благотворным. Он посадил ее за столик, предварительно сняв с малышки шубку и шапочку. Она положила ручки на край стола и глянула на него.
- Ну, что мы будем делать в ресторане? - спросила она с серьезным видом, будто ожидала бог весть какого важного ответа на свой вопрос. Вообще-то, она немного шепелявила, и вопрос ее прозвучал несколько иначе: «Ну, сто мы будем делать в лестолане?».
Но он не хотел так писать ее выговор, потому что это был наиболее легкий и примитивный путь к сердцу читателя, а он не любил легкое и примитивное и слишком уважал эту малышку, чтобы умилять ее выговором кого бы то ни было. А он писал. С давних пор профессиональная привычка заставляла его смотреть на все вокруг глазами писателя, особенно на близких, горячо любимых людей, в первую очередь - на них. Он про себя описывал каждое ее движение, каждый ее жест, каждое слово, и то, как она смешно, по-взрослому порой вздыхала, будто устав от тяжелых однообразных будней, и как она улыбалась, как хитро щурилась, когда хотела подшутить над ним, как заливалась смехом, запрокинув голову, в точности как он сам в молодости, полный энергии, шуток и смеха, готовых выплеснуться по любому поводу.
- Лично я в ресторане буду смотреть на тебя, - ответил он.
- Нет, - возразила она, - В ресторане люди кушают и пьют кока-колу. Лично я буду кушать.
- Ты проголодалась? А что бы ты хотела?
- Лично я хотела мороженое, - сказала она, хитро прищурившись и уставившись ему в лицо в ожидании реакции.
- Твоя мама меня убьет, если я возьму тебе мороженое.
- Не бойся. Я ей скажу, и она не убьет.
- У тебя совсем недавно ангина была. Тебе нельзя холодное.
Она помолчала, поглядела вокруг, увидела, как он жестом остановил официанта, подходившего к их столику.
- А теплое мороженое бывает?
- Что ж, - говорили они, - все там будем, никому не миновать…
- Сейчас, - говорили они, - будут стараться сделать из него ангела, а ведь он далеко не ангел, я, например, такое про него могу порассказать…
- Потише, здесь не место…
- Все мы не ангелы, у каждого свои слабости, надо уметь прощать ближнему, - говорили они.

- Смотри, как я умею, - сказала она и стала выдувать пузыри через трубочку в стакане с кока-колой.
Он задумчиво покивал, глядя на нее и думая о чем-то своем, о многом, о разном, что не смог бы при желании конкретно назвать сейчас, о том о сем, как говорится. Очень хотелось курить, но при ней в помещении он старался воздерживаться, чтобы не отравлять воздух, которым дышит она, хотя и понимал, что это смешно, куда уж больше отравлять воздух этого города, этих улиц и этих помещений, отравленных донельзя.
- Хочешь, научу тебя? - сказала она.
- Нет, спасибо.
- Мы маме не скажем, что скушали мороженое? - спросила она, не глядя ему в глаза.
- Нет, придется сказать.
- А мороженое было совсем теплым, правда? Это же не считается как настоящее мороженое, а? Или считается?
- Это уж как мама посчитает.
- Мне уже совсем тепло. Пойдем погуляем.
Он с удовольствием закурил на воздухе, когда они вышли из совершенно пустого, без посетителей, теплого ресторанного зала на свежий, с ощутимым уже морозцем воздух, с наслаждением затянулся и искоса поглядел на нее, предвидя заранее ее реакцию. Она, нахмурившись, ответила на его взгляд, тихо вздохнула, как взрослый человек, понимающий свое бессилие в данном случае, и ничего не сказала.
- Я уже меньше курю, - сказал он ей, - гораздо меньше, ты заметила? Раньше когда мы гуляли, я курил все время, а теперь, видишь, это первая сигарета…
Говорил он извиняющимся тоном, и это было ей неприятно, непривычно, чтобы взрослые говорили с ней таким тоном, это доказывало - она чувствовала - что взрослые тоже ошибаются, делают не то, что нужно, и разрушало живущую в ней иллюзию и устоявшееся благодаря родительскому воспитанию правило, что взрослые всегда правы. Она не ответила. Они продолжали молча гулять.
- Мы немножко погуляем и пойдем домой, - сказал он, - Тебе скоро пора обедать.
- Хорошо, - сказала она. - Только я не хочу кушать.
А что у него было? - говорили они. - Ведь он совсем не старый…
- Ах вот как, - говорили они, - Да… Сердце… Профессиональная болезнь. Быстро изнашивается при такой работе…
- И при таком окружении, - говорили они.

И тут, уже собираясь возвращаться домой, они встретили знакомого.
- Добрый день, дорогой, - приветствовал их знакомый. - Сколько лет, сколько зим! Непривычно видеть вас на бульваре… Да, а я частенько хожу на прогулки. Единственное оставшееся место, кажется, в нашем городе, где еще можно дышать… Впрочем, вы курите много, вам, наверное, все равно, где и чем дышать… Ха-ха! Плохо, плохо, дорогой, в нашем возрасте пора уже бросать дурные привычки, нажитые в молодости, о здоровье пора подумать… О-о! А кто это у нас здесь, кто это за класавица-класатулечка такая?
- Моя внучка, - сказал он.
- О! А я даже не знал, что вы стали дедушкой. А почему она такая хмурая? Устала или дедушка надоел? Ха-ха!
- Она не любит незнакомых, - ответил он. - Трудно сходится.
Малышка серьезно и строго осматривала незнакомого пожилого человека, забыв, что ее не раз предупреждали дома, что неприлично так долго смотреть на людей, и после продолжительного изучения его внешности и язвительной манеры разговора она пришла к выводу, что дедушкин приятель ей не понравился, и прежде всего не понравилась его безудержная говорливость.
- Что ж, - сказал незнакомец, - Значит, у нас крутой характер, да, малыш?
- Я девочка, а не малыш, - сказала она, все еще нахмуренная, досадуя, что их с дедушкой задержали, когда она уже хотела вернуться домой.
- Ха-ха-ха! - раскатисто захохотал незнакомец. - И впрямь крутой характер. Ну, извини, малыш… Кстати, читал вашу последнюю вещь в журнале, - он взял ее дедушку под руку с другой стороны, и девочка спокойно вздохнула.
- Не хотелось бы, чтобы она была последней, - усмехнулся дедушка.
- Да, конечно, я так сказал… Имею в виду - вашу новую повесть… Смело пишете, смело… Как, впрочем, всегда писали… Эта мелюзга сейчас нас критикует и в хвост и в гриву, а пожили бы они в наше время, в советское, когда свирепствовала цензура, когда…
Продолжение следует
Натиг РАСУЛЗАДЕ
banner

Советуем почитать