• четверг, 28 Марта, 20:41
  • Baku Баку 13°C

Фахраддин Манафов: «Мои правила и законы я берегу сам»

02 апреля 2018 | 18:11
Фахраддин Манафов: «Мои правила и законы я берегу сам»
Спектакль по пьесе Эжена Ионеско стал событием в театральной жизни Азербайджана. Все в нем сошлось в единой точке - невероятный талант режиссера Аршада Алекперова и потрясающая игра артистов.
И, конечно же, главной доминантой этого действия стал Фахраддин Манафов, чей гений вызвал у зрителей настоящий катарсис. Он не сыграл, он прожил роль Короля и превратил наши сердца в кровоточащую рану, пульсирующую болью от самого страшного вопроса, который мы себе постоянно задаем - «Зачем я родился, если родился не навсегда?»
Мы редко знаем, как жить, но совершенно не знаем, как умирать, а ведь это самое важное событие, к которому мы неумолимо приближаемся. Король нашел ответ на этот вопрос. Есть ли ответ у Фахраддина Манафова? Не знаю, поэтому и попросил его об интервью…

- Занусси однажды сказал, что «уровень твоей значимости зависит от твоей последней работы». Зрители, которым посчастливилось увидеть вас в спектакле «Церемония» Эжена Ионеско, уже определились с оценкой – это шедевр! Как все это начиналось?
- Аршад Алекперов, режиссер и наш соотечественник, много лет живет и работает в Санкт-Петербурге, и занимается именно тем, что мы называем высоким словом искусство. Более года назад он поставил в нашем Национальном театре спектакль «Месье Ибрагим и цветы Корана» по роману Эрика-Эммануэля Шмитта, где играл наш великий актер и очень любимый мною человек Фуад Поладов.
Я был настолько потрясен тем, что происходило на сцене, что мне очень захотелось познакомиться с Аршадом. Наша первая встреча состоялась в тот же день, на обсуждении после спектакля. «Я бы хотел с вами поработать, если вы сочтете это возможным», - сказал я Аршаду, на что он очень вежливо ответил: «Почту за честь»… После того, как он улетел в Петербург, мы много общались по телефону. У меня было огромное желание сыграть классику – Шекспира, Достоевского, Чехова, безусловно… Как же я мечтаю об этом…
- Но почему именно классику, ведь сейчас так много замечательной современной драматургии?
- Идеи и смыслы классики в ее бессмертии и вечности. В ней есть та глубина, в которой я, пришедший к своему возрасту, так нуждаюсь, и только классика, как мне казалось до Ионеско, была способна удовлетворить мой внутренний голод.
Во время наших длительных разговоров я предлагал Аршаду одну пьесу, другую, третью, но он все отметал: «Вы знаете, я не готов к таким грандиозным классическим пьесам. Но у меня есть одна пьеса, которую я вынашиваю почти четыре года и знаю, как ее поставить». «А что это?» - спросил я. «Ионеско, абсурд», – ответил Аршад. Я мгновенно дернулся: «Да ты с ума сошел! Я не хочу этого, это тяжело, страшно, непонятно, я всю жизнь убегал от абсурда!» «Просто подумайте об этом», - сказал Аршад…
Моя супруга, которая всегда рядом со мной и с которой мы делимся мыслями и мнениями, филолог по образованию, прекрасно знает литературу и драматургию. Выслушав меня, она сказала: «Еще раз почитай, вспомни, а потом мы поговорим. Это очень интересная вещь». После того, как я перечитал Ионеско, мы его обсуждали недели две. В моем возрасте я по-другому воспринял эту тему, и поэтому увидел в ней фантастические возможности и для актера, и для режиссера.
Мне вспомнились слова Аршада: «Все, чего вы хотите и о чем мечтаете - в этой пьесе, и мы это реализуем». Все-таки, режиссер - это удивительная профессия, которая позволяет многое видеть даже в молодом возрасте. Это присуще только настоящему режиссеру. Так началась работа над спектаклем…
- Как проходил репетиционный процесс? Легко ли вам было работать с режиссером?
- Спасибо театру за возможность осуществить эту работу... Аршад мог репетировать только летом, потому что в другое время он занят в петербургском театре, где он играет и ставит спектакли, а еще он преподает - у него курс молодых ребят, хотя ему самому только 36. Весной он просмотрел несколько спектаклей в театре, и начал подбирать артистов.
Ими стали наша Заслуженная артистка Мехрибан Зеки (актриса Азербайджанского Государственного Академического Национального Драматического Театра, которая работала с Арашдом Алекперовым в пьесе «Месье Ибрагим и цветы Корана»), Олег Амирбеков, Хаджар Агаева, Мария Дубовицкая и недавно неожиданно появившийся в театре молодой актер Натик Гусейнов, который так же неожиданно исчез и, что самое удивительное, в день спектакля, чем еще раз подтвердил постулат – актерами не становятся, ими рождаются.
Видимо, он не родился актером, и нам пришлось буквально за какие-то два часа до спектакля вводить актера нашего театра Мурада Мамедова, который великолепно справился с этой работой.
Вначале репетиции проходили невероятно тяжело, мы доходили до истерики, мы ругались, естественно, в творческом смысле этого слова, заново все начинали, заново прислушивались друг к другу. Но на третьей неделе произошло именно то, что называется полная свобода и восприятие метода работы режиссера Аршада.
Помимо того, что он большая умница, у него сумасшедшее видение и необычная, порой, недозволенная методология (надеюсь, он на меня не обидится) работы с актерами, и я это сразу же прочувствовал. Своими запросами и возможностями он выкопал из моей глубины то, что не только я, но и многие люди, пытаются спрятать от посторонних глаз. Постепенно мне полностью раскрылся и Эжен Ионеско, и его «Церемония». Я начал проникать в суть жизни великого драматурга, его переживаний, насколько беспощадна была к нему система, изгнавшая его из родной Румынии. Но главное я понял, почему из двух названий пьесы – «Церемония» и «Король умирает», мы выбрали первое. Когда Ионеско собирался ее издавать, во Франции вышел фильм «Церемония», и драматургу пришлось переименовать пьесу. Но мы остановились именно на первом названии, ведь церемония - это явление, которое не объясняется и не отвергается. Это спектакль о нашей главной тайне - нам не объяснили, откуда и зачем рождение и смерть, и нам не дано отвергнуть ни наше появление, ни наш уход… Это спектакль о жизни, которая дана нам, как самая главная церемония – рождение и уход.
- Как вы думаете, почему главным героем «Церемонии» стал король?
- Это собирательный образ самого могущественного человека, в руках которого сосредоточена огромная власть, но даже ему не подвластны тайны бытия! На излете лет королю не хочется расставаться с чудом, которое называется жизнь… Вот о чем этот спектакль.
- И у вас он получился грандиозным и мощным!
- Спасибо, я смущен такой высокой оценкой… Я всегда стремился к искренности и в своей профессии, и в обычной жизни. Если ты чист и честен, это обязательно эманируется на зрителя и в ответ ты получаешь такой же добрый отклик. Если же врешь, то ложь, отскочив от сердца людей, к тебе вернется. А постановка действительно получилась грандиозной и на сегодня это самый любимый мой спектакль. Мы сыграли его всего шесть раз, и я еще не насытился им, я хочу играть, играть, играть…
- Режиссер ставил перед вами какую-либо сверхзадачу?
- О сверхзадаче мы с вами говорим почти с самого начала нашего разговора, но я бы хотел особо отметить то существование на сцене, которое передо мной всегда ставили мои учителя, о которых я уже стал скучать. Аршад категорически запрещал нам играть, то есть, врать! А так как я вообще не умею и не люблю врать, я должен был найти ответы, познать смыслы, так как для меня это очень близко.
Этому я учился у моего учителя Вагифа Ибрагимоглу, учился в кино у Расима Оджагова и продолжаю учиться у многих моих великих современников. Я благодарен судьбе, окружающим меня людям, родителям - светлая им память, потому что они очень правильно меня направляли… Расскажу один момент. В «Церемонии» есть сцена, когда король подходит к авансцене и начинает произносить свой монолог. Это один из моих самых любимых моментов в спектакле, где я, как говорил режиссер: «Ты должен потрясти зрителей». На репетициях Аршад долго меня уговаривал: «Ну, пожалуйста, Фахраддин муаллим, сделайте это место, в конце концов! Почему вы все время просто его проходите?» И я никак не мог ему объяснить, что я хочу это сделать, я иду к этому, но меня беспокоит, как будет выглядеть мое откровение, которое сидит в глубинах моей души, впрочем, как и у каждого человека.
И, наконец, на одной из последних репетиций я произнес этот монолог: «О, вы, бесчисленные, которые умерли до меня. Помогите мне. Скажите, как вы достигли того, чтобы согласиться. Научите меня. Чтобы ваш пример меня утешил. Протяните мне свои братские руки. Помогите мне проникнуть в ту дверь, в которую вы прошли».
И вдруг я услышал всхлипы Мехрибан Зеки, сдержанные Хаджар и ребят, которые окружили меня. В моей левой руке я почувствовал ладошку Марии Дубовицкой, и все это придало мне еще больше согласия для откровения… А в темной глубине зала стоял Аршад, слегка освещенный настольной лампой, который и плакал, и радовался, и был счастлив, (может, мне это показалось?) потому что именно этого он и хотел. Потом он меня спросил, почему же я не делал так на предыдущих репетициях? «Потому что я беспокоился и боялся, а почему, думаю, ты сам знаешь». Он мило улыбнулся…
Аршад часто мне говорил, что не верит, что мне уже больше шестидесяти, видя, как я работал, не щадя себя. Поэтому, наверное, все получилось.
- Есть очень циничная точка зрения, что искусство не оказывает никакого влияния на душу человека, ведь театр существует тысячи лет, но мы, люди, по-прежнему, живем в состоянии войны, ненависти, злобы. А что вы думаете по этому поводу?
- Я был на МРТ в нашей центральной клинике, и там меня встретила фантастически добрая, светлая женщина, которую зовут Джамиля ханым Ализаде. Когда она меня увидела, то улыбнулась, и я подумал, что, наверное, она узнала меня по кино.
- Я недавно была на спектакле «Церемония», - сказала Джамиля ханым.
- Вы были на спектакле?
- Да, в театре я сдержала слезы, но где-то в полночь проснулась в истерике и рыдала до утра, - ответила она.
- Напрасно, надо было там плакать, со всеми, кто тоже плакал (сказав это, я вспомнил последнюю репетицию). Но если вы не смогли переступить внешние рамки и расплакались дома, тогда я благодарен Богу, что у нас получилось помочь вашему сердцу…
- Я столько всего поняла, столько всего пережила, вспомнила…
Отвечаю вам - если это не влияние искусства, тогда что это? Вы можете спросить меня, зачем я все это делаю? Зачем выхожу на сцену и каждый раз испепеляю себя? Честно вам скажу и, надеюсь, зрители на меня не обидятся - я делаю это для себя. Я этим очищаюсь, подпитываюсь, нахожу стимул для дальнейших работ… Этим я говорю себе, что живу, хожу, понимаю, чувствую…
Этим я благодарю Бога, что он меня послал на эту землю... Так что, поверьте, я это делаю ради себя. И я более чем убежден, что каждый человек, живущий на этой планете, подсознательно живет ради себя, в этом и есть божественное предназначение. Есть, конечно, такое понятие - жить ради родных, близких, любимых, это само собой. Но это жить! А работаю я каждый божий день только ради себя, и так будет до последних дней…
- Если абсурд стал реальностью, то что же сейчас стало абсурдом?
- Ионеско сам ответил на этот вопрос: «Мои спектакли реалистичны, а абсурд вокруг нас, в этом мире». Я прожил долгую жизнь и буду пытаться жить дальше. За все эти 63 года, сознательных лет было достаточно много, во всяком случае, у меня... Потому что я помню, когда мне было три годика, я чуть не утонул, как мне казалось тогда, и меня спас мой старший брат, зажав меня между ногами.
Уже потом мне рассказали, что воды там было по щиколотку, но в детстве все кажется большим… Так что, моя сознательная жизнь началась в три года, с первого моего воспоминания, и все эти годы я руководствовался только одним - ЛО-ГИ-Ка, то есть, для чего, зачем и почему? Но при этом я пытаюсь оставаться человеком, чистым и искренним. Я очень человеколюбив, бесконечно люблю моих родных, близких, друзей, работу, город наш, небо, планету, вселенную, и в этом никакого абсурда я не допущу! И даже если вокруг ломаются какие-то законы и правила, то мои правила и законы я берегу сам, создаю для себя сам, и их у меня никто не отнимет…
- Но вы же живете в реальности, а в ней очень сложно уберечь свой мир?!
Безусловно, но мир не стоит на месте, он двигается, меняется, в нем появляются другие ценности. Помните трех знаменитых обезьян – ни вижу, не слышу, не говорю? Сейчас появилась четвертая – это обезьяна с телефоном, и в ней поместились все три ее подружки. Она ничего не видит, ничего не говорит, ничего не слышит, она только играет в свой телефон. Но как бы не изменялся мир, человек остается человеком. Есть такое понятие, как душа, сердце и мысль, и пока не изобрели машины, которые смогут мыслить, как человек, главной составляющая вселенной будет именно мысль… Отрезок между двумя моментами, или, говоря языком нашего спектакля, церемониями - рождением и смертью, страшное испытание для человека думающего, мыслящего и чувствующего… Это, увы, так… У героя, которого играет Олег Амирбеков, есть такие слова: «Надо умереть достойно».
- Но сначала надо достойно прожить жизнь, тогда и смерть, возможно, будет достойной…
- Я видел такие примеры, и они меня потрясли. Вагиф Самедоглы, который очень достойно умер, не боясь своих последних дней. Я видел моего учителя – Вагифа Ибрагимоглу. Удивительно, оба - Вагифы, и оба умирали от страшной болезни… Я помню как Вагиф Самед оглы читал свои стихи, в день писал по четверостишию, улыбался, анекдоты рассказывал, курил, когда ему это было категорически запрещено. То же самое и мой учитель, который говорил не о смерти, а о том, что построит новый театр и мы все будет там работать… Мы часто забываем, что должны ценить жизнь во всех ее проявлениях. Ты дышишь – вот в чем суть, человек! Всегда помни об этом, потому что это чудо!
- О чем вы думает по пути из гримерки на сцену?
У каждого актера своя форма настроя. Когда заканчивается спектакль и умолкают аплодисменты, я счастлив. У меня бывает ощущение полнейшей свободы и удовлетворения, мне кажется, что я выполнил самую главную миссию в моей жизни. Браво, я молодец! Теперь можно жить и ни о чем не думать… Позволяю себе прийти домой и поесть то, что во время спектакля запрещаю, могу принять маленькую стопочку и поздравить себя с этим днем. Но утром, когда я просыпаюсь, начинаю думать о следующем спектакле, который будет не завтра, а через месяц! Повторяю текст, анализирую, что сделал правильно, а в чем ошибся.
В работе актера есть обязательное правило – действие, и если он точно его выполняет, это считается высшим пилотажем.
А перед тем как выйти на сцену, я прошу то, что, увы, не всегда получается в театре, за пару дней полностью прогнать весь спектакль, с музыкой и реквизитом. Так меня учил мой учитель и так принято во всем мире, потому что это очень важно и для артиста, а тем более для спектакля. У меня есть еще один способ привести себя в нужное эмоциональное состояние – я громко, очень громко читаю свой текст. А в гримерке я слушаю свои любимые классические мелодии, и они остаются у меня в ушах, в памяти… Но главное звучит у меня в душе - не смей, не смей и еще тысячу раз не смей быть ремесленником, если выходишь на сцену, отдавайся сполна!
И за это мои родные и в первую очередь моя супруга и любят, и журят меня. Но я безбожен по отношению к себе. Я себя не жа-ле-ю…
Рубрика «БЕСЕДЫ С БАХРАМОМ» на Vesti.az
banner

Советуем почитать