• четверг, 28 Марта, 21:15
  • Baku Баку 13°C

Беседа в келье

16 мая 2015 | 15:55
Беседа в келье

ТВОРЧЕСТВО
В последнее время мне очень редко приходилось благодарить свою профессию журналиста за то, что она позволяет мне знакомиться с воистину талантливыми людьми. О том, что поэт, эссеист и переводчик Ниджат Мамедов талантлив, я узнала, прочитав его книгу «Струение. Axın. Streaming». Мы встретились в его келье (так он называет свою комнату), и первое, что бросилось в глаза, это пыль. Вспомнились строки Бродского «Пыль. И включенный свет только пыль озарит…»
- Почему вы пишете по-русски?
- Потому что я родился в СССР. Потому что ходил в русский детсад, в русскую школу и высшее образование получал на русском языке. Во многом это решение мамы. Она сама не очень хорошо владеет русским, но всегда мечтала знать его. Тем самым мама реализовала мечту в своих детях.
Я пишу по-русски, потому что этот язык уникален, он создан для литературы, очень пластичен. В русском языке больше слов, и это опять же из-за пластичности языка, он многое в себя вобрал: и тюркские, и латинские слова, а после Петра I - и голландские, и немецкие. Азербайджанский язык, в свою очередь, вобрал в себя много из фарси и арабского, но, по мне, азербайджанский язык пока не очень приспособлен для модернистского письма, для того, чтобы писать экспериментальные тексты. Языков плохих и хороших не бывает, есть разработанные и не очень. И вина в этом не простых носителей языка, а писателей, литераторов - они должны были разработать этот язык, экспериментировать с ним, писать не «в стол». Я удивляюсь, почему у нас не было андеграундной литературы в советское время. Вот в России был Серебряный век, были Ахматова, Мандельштам, Цветаева, их репрессировали, заставили замолчать: Мандельштам умер в ссылке, Пастернак был награжден Нобелевской премией, но советская власть не разрешила ему получить ее.
После смерти Сталина стала формироваться андеграундная литература - неподцензурная, или катакомбная. Люди собирались в квартире и писали «в стол». Они знали, что их не опубликуют, знали, что эти стихи никогда не увидят свет, но, тем не менее, писали и верили в то, что пишут. Я не говорю о политической литературе. Была советская литература, была антисоветская, а была еще третья - асоветская, которая никакого отношения к политике не имела, она занималась только эстетическими поисками, эстетической диверсией. Например, лианозовская школа в России, потом стали возникать концептуалисты, «Ахматовские сироты». Они не занимались политикой, они писали какие-то эстетически радикальные вещи. Вопрос был не в том, что они говорят, а как они это говорят. Ведь литература это не только то, «что я говорю», а то, «как я это говорю». Возможно, есть и третий, философский вопрос: «почему я это говорю». У нас не было такой литературы, у нас вся литература какая-то конвенциональная. Мандельштам пишет: «Всю литературу я делю на разрешенную и написанную без разрешения. Первое - это мразь, а второе - ворованный воздух». Вот чем должно быть искусство - «ворованным воздухом». Некоей форточкой, которую ты открыл, подышал и закрыл. У нас не было такой литературы, наверное, из-за самой структуры азербайджанского языка, ведь язык влияет на мышление. Была гипотеза Сепира - Уорфа, она восходит к теории Гумбольдта, что каждый естественный язык определяет характер его носителя. Например, почему англоязычные люди пунктуальны? Потому что в английском языке существует несколько грамматических времен, время дифференцировано иначе, чем в азербайджанском и русском, прошлое состоит из нескольких сегментов, настоящее - тоже из нескольких, и так далее. Поэтому они иначе ощущают время.
- Сейчас хотят преподавать в наших средних школах турецкий язык – говорят, он богаче…
- Да, есть такая идея - «Ana dili okeanusu» («Океан родного языка»). Хотят создать общетюркский язык. Но я считаю, что мы гораздо талантливее, чем наши братья турки. Они просто более работоспособны, и это из-за немецкого и французского влияния. У турков нет академической музыки, а у нас она есть - Гара Гараев. Знаете, уж лучше учить, развивать и совершенствовать свой родной язык, а вовсе не гонятся в поисках «старшего брата». Мы уже это проходили, был у нас «старший брат» - Россия. И довольно.
- Сколько у вас книг?
- «Струение. Axın. Streaming», «Карта языка», «Прогулка», «Место встречи повсюду». Вторая книга это дневниковая проза. «Прогулка» - гипертекст. А последняя вышла в Москве, и за нее я получил «Русскую премию» в номинации «Поэзия».
- Чем объясните необычный дизайн ваших изданий? Кстати, «Струение. Axın. Streaming» вышла на трех языках в одном собрании. Это потому что текст маленький?
- (смеется) Да, надо было чем-то заполнить книжку. Вдруг встретишь англоязычного, и появится шанс подарить ему книгу, чтобы он мог прочитать ее.
- А книга «Прогулка» на диске?
- Она существует и на диске, и загружена в сеть proqulka.com - это своего рода моя персональная Wikipedia. И в алфавитном порядке разные топики. Эта вещь интерактивна, со ссылками, здесь есть и музыка, и видео, и фото… все лично мое.
- Ниджат, откуда берутся такие идеи?
- Не знаю… Мне это снится. Есть такое - альфа-состояние мозга. Это одновременно и расслабленность, и сосредоточенность, что-то вроде транса, когда мысли сами приходят в голову. Раньше я все тужился, но это не дело. Вспомните, Ницше говорит: «Лучшие мысли приходят походя». Я ложусь и ставлю какую-нибудь эмбиентную музыку. Закрываю глаза, но не сплю, это состояние некоей дремы, и именно тогда приходят лучшие строки. Я их записываю, потом разрабатываю все остальное - это уже техника…
- А переводы не вызывают у вас никаких трудностей?
- Ну, как вам сказать, просто переводишь, и все. На что-то надо ведь жить. У меня получается рифмовать, я неплохо играю словами, владею академическим рисунком. Перевести хореем или дактилем мне легко дается.
- Какие изменения произошли в вашей жизни после награждения?
- Изменения? (смеется) Во всяком случае, пока на улице меня не узнают… На премию я купил своему племяннику кроватку-трансформер, она служит ему одновременно письменным столом и шкафом.
- Почему о вас так мало пишут?
- Собственно, а почему должны писать?
- Вы же такой талантливый, умный…
- Вы считаете меня умным?
- Ну, как минимум начитанный…
- Как говорят американцы, если я такой умный, то почему такой бедный? Нет у меня ничего. Сижу в келье, читаю книги, не участвую в общественной жизни.
- Может, это оттого, что вы сами живете как отшельник?
- Да, я избегаю людей. Они мне не так интересны. У Бродского есть стихотворение «Натюрморт»:
…Я не люблю людей.
Внешность их не по мне.
Лицам их привит
к жизни какой-то
непокидаемый вид.
Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.
Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне. А если вник
в них - и внутри нутра…

- Я понимаю, конечно, что не все люди интересны…
- Да, конечно. Эти одиночество и оторванность связаны также с моим ремеслом писателя. Чтобы написать книгу или ее прочесть, ты должен остаться один, наедине с самим собой. Ведь писательское ремесло, это не коллективный труд.
- Если вы пишете о жизни, вы же должны жить...
- Я и живу.
- Но вы живете лишь в самом себе, а как же жизнь в других?
- Вы имеете в виду жизнь как физическое состояние? Жить можно и здесь (указывает пальцем на висок и сердце), поток сознания это тоже жизнь. Вспомните Марселя Пруста, «В поисках утраченного времени». Он был астматиком, и цветение действовало на него угнетающе. Он заперся в своей комнате, обил всю ее пробковым деревом, чтобы не пропускала пыли. Он сидел и писал. Потому что мы и духовную жизнь можем назвать реальностью, а можем и поток своего сознания назвать жизнью. Не обязательно жить физически, жизнь может быть и метафизической…
- Путешествие в самом себе - самое длинное путешествие…
- Да, это вертикальное путешествие.
- Однако удивляет то, что вы слишком рано начали это путешествие.
- Лет в 25-26 у меня случился кризис, и вот тогда я стал понимать кое-какие вещи.
- Депрессия, наверное?
- Да, нервный срыв, очень острый. Я искал истину, искал ее повсюду, не спал ночами, плакал… Я искал то, чего нет, никто не знает, существует ли оно…
- У Фрейда есть изречение: «В тот момент, когда человек начинает задумываться о смысле жизни, можно начинать считать его психом»…
- Нормальны лишь те люди, кого мы плохо знаем.
- У вас есть какой-нибудь график работы?
- Если мне заказывают перевод и ставят дедлайн, то я рано засыпаю и рано просыпаюсь, завариваю крепкий чай, закуриваю и начинаю переводить, работаю до обеда, а потом сплю. Надо очень много спать. Три самых доступных вида творчества - это сон, фотография и деторождение, этим могут заниматься все.
- Как вы пишите стихи?
- По-разному. Иногда это чистый коллаж. Я мешаю свое с чужим. В книге «Кради как художник» написано, что когда ты крадешь у одного человека - это плагиат, а когда ты крадешь у всех - это исследование. Я же придаю этому другой смысл, так сказать, позволяю другим общаться через меня. Например, Рамиз Ровшан никогда не виделся с Бодлером или, скажем, с Гомером. Мы делаем коктейли.
- Что-то вроде того, что своих мыслей нет и с рождения впитываешь чужие?
- Даже если мысль приходит, я уже с сомнением отношусь к ней, думаю, может быть, это уже было кем-то сказано…
- А чисто свои стихи бывают?
- Бывают, конечно. Но что значит «свое», «чужое»? Это уже потеряло свое значение в современной культуре и литературе. Ведь происходит очень серьезная трансформация с понятием авторства. Литература началась с фольклора и мифов, у которых не было автора, и сейчас литература заканчивается, наступает новая эпоха, и опять нет автора. Мы живем в какую-то эпоху неофольклора. Например, слушаем музыку по Youtube, и нам неинтересен автор. Помните, Будда говорил: «Станьте вошедшими в поток»? Так вот, мы вошли в этот информационный поток. В буддизме также нет понятия «свое», «чужое», «я»… Я никогда не ощущал своего «я», того, что я, Ниджат Мамедов, автор…
- У вас нет эго?
- Можно и так сказать. Не знаю, случилось ли это под влиянием той депрессии, того нервного срыва, о котором я вам поведал, или же это просто моя сущность - отсутствие всякой сущности. Мы как зеркала отражаем то, что нам показывают, с хорошим человеком мы хороши, с плохими - плохи.
- Они - тоже наше отражение…
- Получается бесконечность. Значит, самый хороший способ создать бесконечность - это общаться. Общение - идеальное занятие, но иногда нет достойных собеседников. Поэт, наверное, потому и пишет: он ощущает, что с точки зрения его языка, с точки зрения его мышления нет достойных собеседников, и он начинает говорить с провиденциальным собеседником. Посредством стиха он говорит с самим Господом, со своим отсутствием, с самим языком, с пустотой, с нирваной…
Франгиз АГАЛАРОВА
banner

Советуем почитать