Формула чести

Рассказ
Натиг МАМЕДЛИ
- Знаешь, что будет с тем, кто посмеет меня задеть? А ну скажи мне адрес этой газетенки. Разнесу к чертовой матери…
- Джасарет муаллим, имейте терпение, - присутствующие всячески пытались успокоить его, но попытки были тщетны. Небольшая, с ладонь, заметка в углу газетной страницы вывела его из себя. Он кричал так, что на шее вздулись жилы, размахивал кулаками, время от времени грохая ими по столу. В помещении стоял такой семиэтажный мат, что женщины, заткнув уши, выскочили из комнаты.
В управлении Джасарета знали как человека ловкого, предприимчивого и умеющего зарабатывать, любимца начальства - словом, он был одним из немногих удачливых людей. Именно поэтому его, как и начальника, величали «муаллим». Он был ответственным лицом одной незаметной, но очень важной и нужной организации. Дела многих людей были прямо или косвенно связаны с ней, а вот точного названия, так уж сложилось, не знал никто. Даже несмотря на то, что советская власть давно уже канула в лету, на фасаде этой таинственной организации все еще красовалась вывеска с серпом и молотом. Поэтому ее так и называли «серпо-молотовская контора».
…Он был до такой степени взбешен, что если всю его злость перевести в физическую энергию, ой как много чего можно было бы сделать.
- Может, позвонить, пригрозить…
- Я что, умер? Сейчас же поеду, покажу им кузькину мать. Ты знаешь, что будет…
- Брат, что случилось, что тебя так взволновало? – удивленно спросил его Гейрат, которого сослуживцы хотя и не называли «муаллим», но относились уважительно. Редко кто обращался к нему за помощью, хотя все знали, что он юрист и когда-нибудь может понадобиться.
- Отойди, не мешай, я им покажу…
- Постой, ты хотя бы введи меня в курс дела, и мы вместе ему покажем, где раки зимуют.
Самоуверенность Гейрата не только понравилась Джасарету, но и остудила его пыл, дым из ушей перестал валить.
- Смотри, что написали, сволочи… Пишут, что в этой организации все только тем и занимаются, что даром штаны протирают. Якобы я бюрократ. До чего бездарный журналист! Я двадцать лет тружусь на этой должности, а он меня бюрократом обзывает. Вот результат моего служения народу! А еще вопрошает: когда, мол, у меня хватит смелости ответить на их вопросы. Теперь я ему покажу свою смелость!
- Остановись, к чему угрозы? Им нужна твоя смелость - они ее получат. Мы им преподнесем такой урок, что они будут кружиться вокруг тебя, словно мотыльки вокруг лампы. На всех есть управа.
- Нет, я не успокоюсь, пока лично не разберусь с ним.
- Вот тебе добрый совет: подай на газету и журналиста в суд. Накажи их по закону, да еще и заработаешь на этом неплохо.
Злость все еще бурлила, однако фраза «неплохо заработаешь» задела самые тонкие и заветные струны его души. Для Джасарета продвижение ассоциировалось только с хрустом купюр. Любовь к деньгам перевесила все - и злость, и желание лично надрать уши журналисту. Он прошел к своему столу, еще пять минут назад едва выдерживавшему удары кулаком, и присел. Чтобы притупить головную боль, потер виски. А Гейрат, уже поняв, что попал точно в цель, чтобы еще раз убедиться в своих предположениях, горделиво спросил:
- Ну, как тебе мой совет?
- А как это сделать?
- Твой брат, юрист, то есть я, умер, что ли? - спросил Гейрат. - Подаем иск в суд, в котором указываем, что такая-то газетенка оскорбила твою честь и достоинство и теперь должна извиниться. И кроме того, материально компенсировать моральный ущерб.
- Материально компенсировать моральный ущерб? А что… Еще пять минут назад мое моральное состояние стояло у меня комом в горле. А это не так уж и легко, как вам кажется… Сколько они мне заплатят?
- Сумму ты сам должен определить.
- Не знаю, что и сказать, клянусь Аллахом… Все так неожиданно, даже не знаю, сколько…
Уставившись в стол, стал костяшками пальцев потирать его углы. Еще некоторое время назад его глаза, метавшие молнии, теперь из-под прикрытых век бессмысленно блуждали по стенам… Прежнее желание растерзать, избить, уничтожить теперь пустило в мозгу ростки хитрости, алчности, которые в итоге могли взрастить хорошую прибыль в виде штрафа, предъявленного газете. Он молчал, довольный собой, как кошка, которая, легко поймав мышь, не убивает ее сразу, а с удовольствием играет в смертельную игру - то отпускает, то снова ловит. Он понимал, что добыча в его руках, никуда не сбежит, а съест он ее тогда, когда захочет. Главное не процесс еды, а прелюдия к ней - чтобы аппетит разгорелся и звериная страсть дошла до сумасшествия.
Чем больше упрямство Джасарета сменялось хладнокровием, тем больше не давала ему покоя одна мысль. Во что же оценить собственную честь, сколько она стоит? Он знал цену многим вещам. Что почем купить, что по какой цене продать, у какого товара как цену сбить…
- Гейрат, как ты думаешь, сколько стоит моя честь?
- Да сколько твоей душе угодно. Заявление я напишу, все оформлю как надо, а уж цену сам назови.
- А ты не можешь?
- Джасарет муаллим, боюсь, та сумма, которую я назову, будет слишком мала, так что решай сам.
- То есть ты хочешь сказать, что я могу назвать любую сумму?
- Конечно, честь же твоя, можешь продать ее по любой цене… Э-э-э, прошу прощения, можешь оценить ее. Составление заявления, пламенное выступление в суде и все прочее я сделаю в кредит. Как получишь компенсацию за честь, думаю, и меня не обидишь, мы же братья?
- Ладно, подумаю, а завтра скажу ответ.
- Но смотри, Джасарет муаллим, не тяни, такой возможности больше не будет.
Время оценки чести назрело. Джасарету хотелось остаться одному, чтобы все хорошенько обмозговать. От нервов, грызших удила, не осталось и следа, их сменил тяжкий груз, способный переломить хребет. «И откуда появился этот Гейрат? Поймал бы этого журналиста, врезал бы пару раз по уху, и все дела. А теперь сиди и думай, во что оценить собственную честь», - мысли роились в голове Джасарета, иногда доставляя ему даже физическую боль. Пытаясь поймать кончик нити, он старался сопоставить честь с какой-нибудь дорогой вещью. Сперва ему на ум пришла новенькая машина, которую он купил недавно. Первым за руль сел он сам, лелеял ее как ребенка, не дай бог небольшая царапина или кто-то ее коснулся, тогда могли разверзнуться небеса, грянуть гром. Через день он мыл ее, чистил, а от сглаза повесил в салоне огромный пучок руты.
Еще немного, и он бы назвал цену, за которую купил машину. Вовремя опомнившись, отбросил эту мысль. Вдруг он вспомнил: как бы ни дорога ему была машина, в ней ездят и другие. Жена, дети, родственники, соседи… «Нет, так нельзя. Нельзя сопоставлять цену моей чести со стоимостью автомобиля, которым пользуются многие. Плевал я на честь, на которой ездят все»… Звонок телефона оторвал его от мыслей. Шеф вызывал к себе.
- Поздравляю, поздравляю дорогой Джасарет муаллим…
- Вы о чем, Адалят муаллим?
- Ладно, не скромничай, пусть все тебе достанется, расходуй на здоровье. А что физиономия такая кислая?
- Я, честно говоря…
- Очень хорошо, не каждый, кто держит перо в руках, может быть журналистом! Я слышал, что ты еще не определился с ценой?
- Если честно, я хотел поймать этого журналюгу и хорошенько отделать его, сломать его перо и воткнуть в… Как хорошо, что в этот момент появился Гейрат.
- Делай то, что велит тебе сердце. Пусть знают, что такое оскорблять честь и достоинство. Кстати, о чести - почем получается?
- Что?
- Я о чести. Почем ты ее хочешь предложить?
- Да я уж долго ломаю голову, не знаю, какую цену назначить.
- Сколько хочешь, столько и назначай, да еще и об НДС не забудь, ха-ха-ха… Не обижайся, шучу, конечно.
- Вы - человек, повидавший многое, как, по-вашему, сколько может стоить моя честь?
- Это как посмотреть. В манатах или в долларах?
- А что, есть разница?
- Мне кажется, в долларах можно продешевить, хороший курс не всегда угадаешь. Можешь написать в евро, а то и в рублях. Впрочем, чего ты голову ломаешь, пиши в манатах. Ни одна валюта не сможет так достойно оценить честь, как манат. Ты понимаешь Джасарет муаллим, я всегда хорошо относился к тебе, вместе пуд соли съели. Правда, говорить об этом неудобно...
- Что вы, Адалят муаллим, как можно! Разве я могу забыть все, что вы для меня сделали? Вы мой старший брат - нет, даже отец.
- Твои честь и достоинство мне очень дороги. Я уверен, что когда назначишь цену, мои интересы тоже учтешь.
- Конечно, конечно. Могли бы и не напоминать об этом.
- Спасибо, Джасарет, за уважение. Только очень прошу, по мелочам не разменивайся.
Из кабинета шефа он вышел еще более озадаченный. Теперь при оценке он должен был учитывать два фактора: отблагодарить Гейрата и принять во внимание благосклонность шефа. А значит, нужно назвать такую цену, чтобы и он, и те, кто примазался к его чести, остались довольны.
Оставаться на работе уже не было смысла. Если об этом узнают друзья, да еще родственники, - клиентов прибавится. По дороге домой ему пришла в голову мысль: всю жизнь пахал для дома и семьи, стараясь, чтобы среди огней ночного города взошла и его звезда. И все его мучения, страдания должны быть такими же ценными, как и его честь, которую он пытается оценить.
Квартира с широкой лоджией с видом на море находилась в центре города, где раньше жили русские, евреи… Они всегда предугадывали ветер перемен - ощутив тяжесть жизни, продали все и вся, разъехались кто куда. Вот тогда Джасарет, почуяв перемены, почти за бесценок сумел купить хорошую квартиру. Некоторые из эмигрировавших хотели было вернуться, но город уже стал другим. Им досталась чужбина, а Джасарет обрел покой.
После долгих путаных размышлений он пришел к выводу, что должен потребовать от суда компенсации, которая соответствовала бы цене его квартиры. Только хотел окончательно определиться в этой мысли, как вспомнил, что квартира-то не на его имя. «А ведь могут спросить на суде, как же это я оцениваю свою честь тем, что мне не принадлежит. Эх, и этот номер не прошел…»
Жена встретила его не как обычно. Она вся светилась, одета в роскошное платье, словно на свадьбу собралась. По квартире разносился аромат его любимого блюда. Он понял, что жена уже в курсе происходящего.
- Ты-то откуда узнала?
- Ай киши, я так рада, просто слов нет. Ради Аллаха, не продешеви! Потом пойдут сплетни, что у Джасарета, мол, дешевая честь.
- Кому какое дело до моей чести?
- Как это кому - уже вся родня с нетерпением ждет, какую сумму ты назовешь.
- Причем здесь сумма? Оскорбили-то меня, а не их… И вообще, им-то что до моих денег?
- Ой, а разве мы не часть твоей чести? Хочешь сказать, что не станешь считаться с нами? Ты бы видел, как радуется наш сын, - он и сообщил мне новость. Его друзья где-то прочитали статью, а потом вынудили «обмыть» это дело.
- Отца, значит, оскорбляют, а сын радуется! Да еще хочет примазаться к моей чести… Предел неблагодарности!
- Родной, не обижай сына. Он и так он без настроения, машину разбил.
- Опять?
- А что делать ребенку? Представляешь, даже расплакался: мама, говорит, не лежит у меня душа к «семерке» - злюсь, потому и лихачу. Из-за этого моего мальчика «автошей» прозвали.
- Надо же, не лежит у него душа к «семерке»! А может, на мою позарился?
- Ну зачем ты так, разве мало иномарок - купи ребенку, пусть спокойно ездит. Да и перед друзьями не будет стыдно. Знаешь, как он переживает…
- Я, кажется, тебе объяснил однажды, что у меня нет машинки для печатания купюр.
- А зачем тебе машинка, дорогой, оцени как следует свою честь - и все будут счастливы.
Мысли, в которых он еще толком не разобрался и тяжесть которых проникла не только в мозг, но и закралась в душу, одолевали и дома. Еле волоча ноги, он прошел в свою комнату. Взял злосчастную статью, которая с утра так озлобила его, и начал перечитывать. Вернее, бессмысленно глядел на строчки, потом стал листать газету. На последней странице долго разглядывал фотографию блистательной Дженнифер Лопес. В статье под снимком говорилось о том, что отдельные части тела поп-дивы застрахованы на различные суммы. «Прекрасная филейная часть Джей Ло застрахована на 27 миллионов долларов!».
У Джасарета глаза округлились: 27 миллионов!!! До сего времени он пытался оценить свою честь, сопоставляя ее с различными предметами. 27 миллионов - совсем неплохо для чести... А вдруг спросят: откуда ты взял эту сумму? Ее филейная часть и моя честь…Тьфу, бес попутал!
Смертельно уставший, он, наконец, забылся тревожным сном. Впрочем, это было не лучшим средством для избавления от тяжких дум. Джасарет вроде и спал, но продолжал ворочаться, ему снился странный сон, вещи, которым он никогда не придавал значения. Какие-то люди кружились вокруг него в жутком танце. Каждый из них, танцуя, подходил к нему, прося поделиться частичкой его чести. Но никто так и не рискнул прикоснуться к нему… Вдруг ему послышался знакомый голос, который проникал в каждую клеточку его существа, напоминая детские годы. Как будто он вновь совершил что-то, за что получил оплеуху от отца …
- Поздравляю сынок, я тебя обожаю.
- Пап, это ты? Ты-то откуда узнал? Ведь ты умер...
- Подумаешь, умер, сынок. В нашем мире свои контакты. Ангелы шепнули мне, что ты скоро разбогатеешь, - вот я и не улежал в могиле.
- Почему, папа, - тебе тоже деньги нужны?
- Эх… Мой единственный сын, когда ты умрешь, поймешь наконец, что деньги нужны именно здесь. Видишь ли, есть здесь один ангел. Не из тех, о ком пишут в сказках: в белых одеяниях, с крылышками... Этот - жутко зловредный. Все ваши молитвы за упокой души мы получаем через него. Причем, говоря вашим, мирским языком, за бешеные деньги. Каждая молитва за упокой стоит столько, что ни один из нас так и не смог получить ее. Бесплатно с вашего света сюда доходят лишь проклятия в наш адрес, за что я благодарен твоей жене: она шлет мне их по многу раз на дню.
- А те молитвы в твою честь, которые я прошу прочесть по праздникам? Они не доходят?
- Понимаешь, сынок, то, что ты шлешь по праздникам, не считается. Дело в том, что их читает городской молла, и пока молитва доберется до деревни, где я похоронен, другие мертвецы разбирают по пути все самое лучшее. А до нас доходят лишь гнусавые звуки... Я уж молчу о том, что надгробие мое треснуло. Сынок, когда оценишь свою честь, не забудь об отце. Запиши и меня в уголок твоего списка, иначе я перевернусь в гробу…
Джасарет возблагодарил Всевышнего, что проснулся, избавившись от дурного сна. Ему хотелось тотчас же позвать жену и высказать ей все. Что плохого сделал отец, что она каждый день проклинает его? Усилием воли сдержался. Джасарет был почти готов к тому, чтобы отказаться от чести, но... снова начал перебирать в уме купленное за деньги, однако ничего путного в качестве эквивалента так и не подобрал. Но он был близок к тому, что вот-вот появится свет в конце туннеля… «Эврика!» - захотелось крикнуть ему, как это сделал когда-то Архимед. В голову пришла блестящая идея: все деньги, что он когда-то потратил, суммировать, а потом умножить на собственный возраст - 48 лет - вот и получится стоимость чести… 150 баранов в дальнем фермерском хозяйстве, плюс 20 коз и 5 пастушьих собак - все это умножить на 48, получится честь…
За всю жизнь у него было столько финансовых дел, но вспомнилось почему-то только это. Формула, которую он придумал, ввергла его в благодушное состояние. Уж к этому-то никто придраться не сможет! Наконец избавившись от мучительных дум, он непроизвольно начал мяукать.
Наступила полночь. Сперва ему показалось, что он уже вынырнул из водоворота дум. Но вдруг какой-то внутренний голос вновь перевернул все с ног на голову. «А может, у меня вообще нет чести, поэтому я и не могу ее оценить…»
Что за дурная мысль, у всех есть, а у меня нет? Может, самолюбия нет? Или справедливости? Даже отец мне ничего не сказал... А у кого все это есть?
В висках опять начало стрелять, а сердце забилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Черная пелена застила глаза. Тело не слушалось, он ничего не соображал. Чтобы хоть как-то подавить боль, Джасарет начал издавать странные звуки.
Запыхавшаяся жена вбежала в комнату:
- Ну, родной, нашел что-нибудь?
- Послушай, ты не знаешь, что я ищу? - пропищал он, словно кошка, потерявшая котенка.
- Ой, чур меня, ты почему мяукаешь?
- Позвони Гейрату, спроси у него, что я ищу.
- Да почему ты мяукаешь?
- Цену я определил: 150 голов баранов, плюс 20 коз, 5 пастушьих собак… умножить на 48. Равняется… тьфу, черт, забыл, как называется…
- Родной, не пугай меня, ну почему ты мяукаешь?
- Позвони Гейрату, спроси, как эта зараза называлась.
- Люди, люди мой муж сошел с ума! Ради бога, не мяукай…
Перевод Али Саидова