Ровесник века

ВОСПОМИНАНИЯ
Заслуженный деятель искусств, народный писатель Азербайджана Гылман Илькин из числа тех редких людей, перелистывая страницы жизни которого знакомишься с вехами истории Азербайджана. Он знал много интересного не только об исторических событиях, но и об известных людях страны, писателях, благо долгие годы был директором «Детюниздата», «Азернешра», руководил литературным журналом «Азербайджан». Его возраст всего 5-6 лет не дотягивал до ста, когда я впервые познакомилась с ним. Ум его оставался ясным, а память крепкой.
Недавно по распоряжению Президента Азербайджана отмечался его 100-летний юбилей.
Маленькому Гылману было всего семь лет, когда умер отец и большая семья - мама, шесть братьев и две сестры - осталась без кормильца. В прошлом остался пусть и небольшой, но достаток, - по крайней мере, на хлеб хватало. Отец занимался строительством на даче богатого нефтепромышленника Муртузы Мухтарова, проектировал внешний фасад зданий, и по сути, был архитектором без диплома. Он умер в 1920 году, когда в городе уже хозяйничали большевики. Они вошли и в ныне знаменитый городской дом Мухтарова, потребовав освободить здание. Разыгралась трагедия, свидетелей которой не осталось: Муртуза Мухтаров убил офицера, а затем застрелился сам. Смерть отца Гылмана была связана именно с этим событием. Узнав о происшедшем, он сильно разволновался, и не только из-за трагической гибели хозяина. В подвале мухтаровского дома временное жилье обрел его старший сын, - будущий писатель и драматург Гурбан Мусаев, - учившийся в ту пору в педагогическом техникуме. Муртуза Мухтаров сам предложил ему это пристанище на время учебы. «У нас хороший, сухой подвал, - сказал он, - пусть живет там». «Узнав о трагедии, отец решил, что моего старшего брата тоже убили, - вспоминает Гылман муаллим, - он еле-еле доехал до города, нашел сына живым и невредимым, но пережитое волнение отразилось на сердце, и вскоре он скончался. «Жить нам стало тяжело, - рассказывает Гылман муаллим, - мама пекла хлеб, зарабатывая совсем небольшие деньги для всей семьи, и жили мы кое-как».
С шести лет мальчик учился в мардакянской школе, которую для таких детей, как он, построил Гаджи Зейналабдин Тагиев. Окончил он начальную школу в 1925 году и поступил, как и брат, в городской педагогический техникум. Денег не было, и до города братья добирались своим ходом: вставали в половине пятого утра, пешком шли до поселка Сураханы, а оттуда на электричке приезжали в Баку. «Было трудно, - вспоминал Гылман муаллим, - иногда мардакянские аробщики везли в город арбузы, дыни и тогда подвозили нас с братом, три года мы так ездили, возвращаясь домой в полдвенадцатого ночи пешком». «Как же вы питались?» - спрашиваю писателя. «На весь день брали с собой хлеб, - отвечает он, - а придя домой, ели приготовленную мамой шорбу - лук, рис, картошку. Это было нашей каждодневной едой. Раз в месяц ели бозбаш, и это был праздник. Жить стало легче, когда старшие братья нашли работу».
Гылману тогда было уже 16, и он завершил учебу, причем на год раньше - в 1929 году. «Это было связано с тем, что в школах Баку не хватало учителей, и в них была большая нужда, поэтому нас выпустили на год раньше, назвав «зербечи муаллим» (ударными учителями) и отправив на работу в различные районы Азербайджана, - рассказывал писатель, - меня, 16-летнего, послали в Хачмазский район, в село Ахмедоба, назначив одновременно и директором, и учителем».
Школа размещалась в бывшем хлеву. В два ряда в нем были установлены скамейки. Первый ряд считался первым классом, а второй, соответственно, вторым. Был период коллективизации, и многие зажиточные сельчане не приняли новую власть. Они уходили в леса, организовывали отряды, угрожали посланцам новой власти, в том числе и новоиспеченному директору школы. Но надо было исполнять свой долг, приводить детей в школу. Будущий писатель ходил по домам, убеждал, уговаривал, случалось, и богатых родителей агитировал отпустить детей учиться. Ему угрожали. В один из дней Гылман муаллим уехал в город по делам школы - надо было кое-что купить. Задержался на неделю, а когда вернулся, увидел, что все жители села одеты в черное. Оказалось, ночью гачаги убили председателя сельсовета, у которого жил молодой учитель. «Он сам предложил мне поселиться у него. Когда я только приехал в село, сказал: «Будешь жить у меня», - рассказывал писатель. - Он был комсомольцем и всего на год старше меня. Они убили его ночью, выстрелив в окно комнаты, где он спал. Рассчитывали убить меня, а убили его. В тот раз я избежал смерти, как и в двух последующих опасных ситуациях в моей жизни».
Проработав до конца учебного года, Гылман вернулся в город, где поступил на работу в редакцию газеты «Гяндж ишчи». Основной темой публикаций молодого журналиста был труд нефтяников, заводских и фабричных рабочих. Он успешно справлялся с работой и через год его назначили редактором комсомольской радиогазеты. На этой должности Гылман Мусаев (псевдоним «Илькин» он взял позже) проработал до 1932 года, а потом подал заявление на литературно-исторический факультет Азербайджанского педагогического института.
«Гылман муаллим, с чем был связан ваш выбор? Ведь, казалось, он уже был сделан - преподавательская, журналистская деятельность, и вдруг - новая ступень знаний, направление деятельности. У вас были какие-то предпосылки, пример брата или что-то произошло в душе?» - спросила я своего собеседника. И тут Гылман муаллим рассказал мне один эпизод из своей школьной жизни.
Он учился тогда в мардакянской школе, и было ему тогда всего девять лет. Однажды педагог по литературе прочел в классе стихотворение Гусейна Джавида «Етим Энвер». Вдруг Гылман заплакал, громко, навзрыд, так, что не мог остановиться. Учитель предложил ему выйти. «Поплачь в коридоре вволю, а потом вернись», - сказал он своему ученику, чувствуя, что утешения не помогут. «После того, как я услышал это стихотворение, что-то у меня внутри перевернулось, так оно на меня подействовало, - вспоминал Гылман муаллим, - с этого времени я стал иными глазами смотреть на мир, понял смысл жизни, стал интересоваться литературой, читать классику - Джалила Мамедгулузаде, Ахвердова, Чеменземинли. Их рассказы тогда выходили отдельными книжками, которые стоили копейки. Каждый день я ездил за ними из Мардакян на вокзал, покупая также и газеты, различные брошюры.
Наряду с посещениями лекций, он плотно занялся литературным творчеством, написал ряд литературно-критических статей, посвященных творчеству Али Велиева, Зейнала Халила, Микаила Мушвига. По окончании института Гылмана Мусаева вместе с двумя другими отличниками оставили при институте - учиться в аспирантуре и преподавать, потому что педагогов катастрофически не хватало. Еще бы: ежедневно вуз лишался одного педагога за другим, они буквально исчезали, как говорится, сегодня есть, а завтра нет. Забрали всех - Чобанзаде, Али Назима, Идриса Ахундова… Их места занимали вчерашние студенты. Мусаев стал преподавать русский язык в азербайджанском секторе.
В 1938 году он, будучи аспирантом, прочел в институте интересный доклад о детских стихах Мушвига. Когда поэт узнал об этом, то поспешил заочно поблагодарить, выразив сожаление по поводу того, что не довелось послушать эту лекцию, а через несколько дней его арестовали.
- Вскоре и меня вызвали в КГБ, - вспоминал Гылман муаллим, - и десять дней подряд следователь задавал мне одни и те же вопросы: «Почему именно вас оставили в аспирантуре, а не других?» Мы объясняли: потому что мы - отличники. «Почему именно о Мушвиге читал лекцию?» Отвечал: «А о ком еще?! Он же поэт». Очень грубым тоном допрашивали. Пытались также выяснить: может, арестованные педагоги давали прочесть какую-то книгу, просили кому-то что-то передать…
- Вы сами видели Мушвига? - спросила я писателя.
- Когда учился в педагогическом техникуме, видел, - ответил он, - он преподавал там азербайджанский язык. Во время педпрактики я попал именно в его класс. Запомнил один из уроков. Был сильный ветер, и окно распахнулось. Мушвиг, обращаясь к одному из учеников, сказал: «Пенcərənи баğла, совет höküметин пенcərəsi бундан артыг олмаз». Мушвиг не состоял ни в каких тайных обществах, просто был несдержан на язык, этим и воспользовались недоброжелатели. Он критиковал только на словах, не более того. Занятия вел очень интересно, читал стихи, например, Абдуллы Шаига. Прочтет несколько строк, и потом переходит на свои стихи. Когда я работал в газете «Гяндж ишчи», он часто приходил туда и сидел, ожидая девушку, в которую он влюбился, будущую свою жену Дильбар ханым. Когда она подходила к редакции, он выходил и присоединялся к ней.
…Когда началась война, Гылману Мусаеву было двадцать. Его признали негодным к воинской службе, и он продолжил работу в редакции. В 1941 году, на втором месяце войны, когда немецкие фашисты готовили в Иране переворот, советские войска в целях его предотвращения перешли границу соседней страны. ЦК Компартии собрал около ста журналистов, писателей, агрономов, инженеров, людей разных профессий, знающих арабский алфавит, и Мирджафар Багиров прочел для них доклад, в котором указал на необходимость оказания помощи, как он сказал, своим иранским братьям и сестрам, которые сейчас находятся в бедственном положении. Затем один из секретарей ЦК разъяснил собравшимся главную цель - предстояло в нескольких городах Ирана выпускать на азербайджанском языке, но на арабском алфавите газету, а в ней, в противовес иранским газетам, тенденциозно освещавшим военные события, писать для местного населения правду о положении на фронтах Великой Отечественной войны, вести пропаганду. Но главным в этой поездке, судя по воспоминаниям писателя «Тебриз хатирелери», опубликованным более десяти лет тому назад в журнале «Азербайджан», было общение с жителями Тебриза, местной интеллигенцией. Тогда для азербайджанской литературы были открыты новые имена, такие, как Али Туде, Балаш Азероглу, Медина Гюльгюн, Хокюма Биллури, произведения которых публиковались в газете. Первым редактором газеты «Вэтэн йолунда» стал Мирза Ибрагимов, а сотрудниками - Гылман Илькин, Исрафил Назаров, Осман Сарывелли, Гулам Мамедли, позже приехали Джафар Хандан, Энвер Мамедханлы и другие. Гылман муаллим вспоминал, как продававшие газету тебризские мальчишки громко кричали: «Vətən yolunda!» Şurəvə ruznaməsi, ana dılımızdə ruznaməsi!». Он рассказывал, что посланцев советского Азербайджана встретили как родных. «Чуть ли не каждый день целовали нам руки, повторяли: «Братья, братья», - вспоминал писатель.
В Иране он смог избежать второго покушения на него: помогла присущая ему наблюдательность. Редакция находилась в Тебризе, но газета распространялась и в Ардебиле, Мараге, Бияне, других городах Ирана, куда ее отвозили. Однажды новый редактор газеты Рза Кулиев велел Гылману Илькину по делам редакции поехать в Ардебиль. «Наша машина была на ремонте, и мне пришлось останавливать попутку, - вспоминал писатель. - Тогда нас очень уважали и вскоре остановилась машина, молодой водитель сказал: «Пожалуйста, отец». Не доезжая до Ардебиля, он предложил мне заехать в небольшой городок Нир: «Господин офицер, давайте попьем стаканчик чаю». «Ты хозяин, я от тебя завишу», - сказал я. И вот мы в маленькой чайхане. Сижу за столом и вдруг вижу перед собой маленькое оконце, откуда на меня кто-то бородатый внимательно смотрит, я насторожился, глянул еще раз, и вижу, уже кто-то другой смотрит, через некоторое время чайчи вызвали на улицу, когда он вышел, я заподозрил неладное. Незаметно переложив револьвер в карман шинели, сказал водителю: «Мне надо выйти, но я не знаю, куда, покажи мне». Когда подошли к машине, я приставил к нему револьвер и сказал: «Молчи, и поезжай на большой скорости». «Ага, а как с деньгами чайчи?» «По возвращении вернем», - ответил я. В Ардебиле мне сказали: «Тебе повезло, вчера в этом городке убили двух русских солдат».
Третий случай был на Южном фронте, под Харьковом, где он проработал два года военным корреспондентом выходившей на нескольких языках, в том числе азербайджанском, газеты «За Родину!», редактором которой был Джафар Хандан. И там он чудом спасся. Я не преминула спросить писателя, верующий ли он человек.
- Я с детства верю, - ответил он. - Я ощущаю присутствие Бога в своей жизни хотя бы потому, что, предпринимая какое-то дело, говорю себе, если получится, то это только от Аллаха, и все заканчивается благополучно.
Первый рассказ писателя - «Yaralı Şahin» («Раненый сокол») - вышел в 1943 году, затем одна за другой повести. Гылман Илькин - автор романов «Северный ветер», «Мадам Кадри», всего - более тридцати рассказов, повестей, романов, исторических очерков, публицистических статей. Он известен и как автор сценариев фильмов «Тени ползут», «Непокоренный батальон», «Братья Нобели». Его произведения посвящены самым разным событиям и людям, но объединяет их интерес автора к неординарным человеческим судьбам, поступкам, за которыми внутренний мир человека, жизнь его души.
История Баку также привлекала его особое внимание. Особенно его интересовал вопрос того, как, по какому плану строилась древняя Бакинская крепость. Этот интерес у него проявился еще в восьмилетнем возрасте, когда он внимательно изучал надписи на могильных плитах мардакянского кладбища. Особое внимание он тогда обратил на то, что, судя по датам, многие умирали не дожив до 40 лет. Почему, в чем была причина? Эти вопросы заставили его позже обратиться к истории поселка, заинтересоваться судьбами его жителей. Он расспрашивал многих людей - старожилов Баку об увиденном, прожитом, записывал рассказанные ими различные легенды, например, о подземной дороге от Девичьей башни до Кешла и даже, как говорили, до Шамахы. И не просто записывал, но и исследовал. Он мне рассказывал, как однажды даже сам прошел 5-6 метров этой дороги, тайна подземных дорог еще долго волновала его воображение, особенно в связи с будоражившими в свое время бакинское общество слухами о странном исчезновении Гусейнгулу хана, разыскивавшегося после убийства Цицианова. Он потом непонятным образом неожиданно появился за несколько километров от Крепости.
- Я тогда понял, что он сумел бежать не иначе как благодаря этой подземной дороге, - рассказывал Гылман муаллим. - Вообще такие дороги строились именно с целью спасения от врагов. Ичери шехер до сих пор плохо исследован и стоило бы создать специальную комиссию с участием археологов и старожилов Крепости, которые многое могло бы рассказать, показать, объяснить.
Перу писателя также принадлежат книги «Баку и бакинцы», «Знаешь ли ты Баку?»
Завершая одну из бесед, я спросила писателя, каковы основные его жизненные принципы. «Если кто-то сделал тебе плохое или ты кому-то сделал хорошее, тут же забудь», - ответил он.
Незадолго до смерти писатель завершил работу над пьесой, посвященной Хагани Ширвани, успев представить ее в театр, а также над повестью «Бакиханов», опубликованной в журнале «Азербайджан».
Франгиз ХАНДЖАНБЕКОВА