Летописец эмиграции

ДИАСПОРА
В начале октября в Центре азербайджанской культуры в Париже состоялся показ короткометражного документального фильма о жизни и политической деятельности председателя первого парламента Азербайджанской Демократической Республики Алимардан бека Топчибаши «Письма из Парижа».
Выступивший на мероприятии посол Азербайджана во Франции Эльчин Амирбеков ознакомил присутствующих с краткой биографией и важными вехами политической деятельности героя картины в 1918-20 годах. При этом он выразил особую благодарность консультанту фильма, бывшему сотруднику секретариата UNESCO Рамизу Абуталыбову, который за долгие годы работы в Париже сумел исследовать и обнародовать подлинную историю азербайджанской эмиграции, высоко оценив также труд режиссера картины Таира Алиева и автора сценария, публициста Интигама Гасымзаде.
Сегодня известный азербайджанский дипломат Рамиз Абуталыбов в гостях у газеты «Каспiй», где за чашкой чая решил поделиться с нами ближайшими планами.
- Где и как в настоящее время живет Рамиз Абуталыбов - бывший дипломат и, наверное, пожизненный летописец азербайджанской эмиграции? Надеюсь, в этом контексте «пожизненный срок» вас не пугает?
- Да нет, теперь уже не очень, скорее даже радует. Десять лет назад, после выхода на пенсию я переехал на постоянное жительство в Москву и тогда же понял, что статус пенсионера мне, человеку весьма активному, невзирая на возраст, как-то не очень импонирует, и решил заняться книгоизданием.
- А как часто вы общаетесь с соотечественниками?
- Разумеется, общаюсь, и не только в Москве, но и в Баку, поскольку связи с родным городом я не терял никогда. Просто с теми из них, кто проживает в российской столице, мы видимся не так часто, как хотелось бы. В основном это происходит в Центре азербайджанской культуры, московском филиале Фонда Гейдара Алиева, на встречах ВАК (Всероссийского Азербайджанского конгресса), то есть в рамках юбилея, вечера памяти какой-то известной личности или презентации очередного культурного проекта… Хотя должен признаться, что с годами стало все сложнее посещать эти мероприятия, возраст, конечно, напоминает о себе…
- Впрочем, дефицит общения, наверное, объясняется и вашей издательской деятельностью, которая отнимает много времени?
- Я бы не сказал, что в Москве мы все настолько загружены работой, чтобы не найти возможности для встреч. При желании это всегда можно сделать, причем не обязательно на каких-то культурных мероприятиях, мы можем просто созвониться, договориться о встрече, и охотно это делаем.
- Что вы могли бы сказать о взаимоотношениях наших соотечественников за пределами родины? Вызывают ли резонанс проводимые ими мероприятия, или это обычные «междусобойчики» для узкого круга людей?
- Здесь важно учесть, кто именно выступает в роли организаторов этих мероприятий. Скажем, если это делает московский филиал Фонда Гейдара Алиева или Посольство Азербайджана в России, то в этом случае на вечере можно встретить весь цвет проживающей в Москве азербайджанской интеллигенции и, что немаловажно, почти столько же российской. В остальных же случаях это действительно обычные «междусобойчики», и не более того.
- Но ни для кого не секрет, что отношение к нашим соотечественникам в России не всегда бывает однозначным, да и сами они не часто жалуют друг друга.
- Мне также не раз приходилось слышать, причем в различных кругах, о проблемах между азербайджанцами России и местным населением, но, уверяю вас, слухи эти сильно преувеличены. Я бы сказал, что в отдельных случаях отношение к нам в Москве даже лучше, чем к представителям других национальностей, и это напрямую связано с уважением к нашей национальной культуре, которая в последние годы активно пропагандируется в российской столице.
Но есть другой момент. Дело в том, что грузинские или армянские деятели культуры в Москве представлены больше. Армянских артистов я, откровенно говоря, не очень хорошо знаю, но грузинские, к примеру, тот же Сосо Павлиашвили, Нани Брегвадзе, Тамара Гвердцители, Вахтанг Кикабидзе или Валерий Меладзе пользуются большой популярностью у публики, несмотря даже на определенный холодок в отношениях Грузии и РФ.
- Интересно, хорошо ли москвичи знакомы с азербайджанской литературой, в частности с творчеством авторов новой волны?
- В общем-то, в последние десять лет постсоветского периода в Москве книг об Азербайджане стало больше, но в то же время их их совокупный тираж меньше, чем было в последние десять лет советского периода, на что, думаю, стоит обратить внимание.
- Не потому ли вы решили заняться именно книгоизданием?
- Нет, скорее эта идея родилась у меня из желания подытожить разные этапы своей научной деятельности, и я решил сделать это в печатной форме. Для начала издал пять книг, вышедших в свет в период моей работы в Париже (1989-1992 гг.), четыре из которых посвящены карабахской проблеме.
- Вы назвали довольно сложные годы, когда весь мир наблюдал агонию советского режима, за которой последовал ее крах. Не слишком ли с большим риском была сопряжена ваша издательская деятельность, если учесть, что на том этапе вы работали в секретариате UNESCO?
- Да как вам сказать... Разумеется, советским дипломатам заниматься в ту пору подобной деятельностью, мягко говоря, негоже было. Но я шел на риск и, чтобы не быть замеченным, издавался под псевдонимами.
К примеру, свою первую книгу я подписал Ахмед Тебризли, вторую - Рамиз Орбакы, соединив в фамилии автора названия городов Ордубад и Баку, где родились мои отец и мать. Тогда же моя супруга, помню, заявила, что неплохо было бы упомянуть и ее родину, причем сказала это даже с некоторой обидой в голосе, после чего я решил следующую книгу «Карабах. Четыре года спустя» издать под именем Мамедгасыма Шекили, поскольку супруга моя родом из Шеки. Приходилось, как видите, идти на какие-то уловки, ибо в те годы для меня это было единственной возможностью впервые обнародовать во Франции нашу точку зрения на историю карабахского конфликта. Позже при спонсорской поддержке своих друзей в Париже я издал книгу «Франция - Азербайджан на пороге ХХI века» по итогам двух визитов Гейдара Алиева во Францию с 1993 по 1997 годы и его встреч с президентом страны Жаком Шираком.
- Увы, большинство азербайджанских читателей даже представления не имели об этих изданиях.
- Именно поэтому я и решил издавать их в Москве на русском языке в надежде на то, что смогу таким образом принести какую-то пользу своему народу.
Кстати, не ограничиваясь этим, позже я обратился к нашему соотечественнику, проживающему в Москве известному писателю Чингизу Гусейнову, и он охотно предоставил мне большой объем материала по Карабаху. Таким образом у меня появилось очень много информации о Мамед Эмине Расулзаде, Наримане Нариманове и его переписке с сыном, в которой четко отражался вопрос территориальной целостности Азербайджана. Это дало мне возможность издать в Москве книгу «Нескончаемое письмо» Чингиза Гусейнова. Позже я издал ряд книг, в числе которых «Армяно-азербайджанский конфликт» Тофика Мусаева и Ильгара Мамедова, свои книги «Годы и встречи в Париже», «Мамед Эмин Расулзаде и Кавказская Конфедерация», «Свои среди чужих, чужие среди своих», великолепное эссе «Возвращение на родину» - об утратах и обретениях прошедших лет, событиях в Москве начала 90-х годов прошлого столетия, написанное известным азербайджанским журналистом, ныне покойным Фархадом Агамалиевым, «Большое время Ордубада» того же автора, «Очерки по истории Азербайджана» Эльдара Исмайлова, «Февральская революция и национальные окраины» о мартовских событиях 1918 года в Азербайджане, «Мамед Эмин Расулзаде. 1884-1955», «Азербайджанская нация. Основные этапы становления», «Мамед Эмин Расулзаде. На чужих берегах» Айдына Балаева, «Кто такие азербайджанцы: этно-лирические заметки» Эмиля Агаева, «Сборник произведений и писем» М.Э.Расулзаде, «А.М.Топчибаши и М.Э.Расулзаде. Переписка 1923-1926», «А.М.Топчибаши. Документы из личных архивов 1903-1934», «Из истории азербайджанской эмиграции» (составитель последних четырех книг - российский историк Салават Исхаков), сборник документов «Кавказская Конфедерация в официальных декларациях, тайной переписке и секретных документах движения «Прометей» (составитель - грузинский историк Георгий Мамулиа). Список могу продолжить: вышли из печати также сборник стихов молодой азербайджанской поэтессы Солмаз Сулейманлы, которая сейчас живет в Баку, книга «Ашраф Мурад. Магический реализм» Григория Анисимова…
- Но это же целая библиотека!
- Ну не совсем библиотека, но часть моих трудов. В общей сложности после выхода на пенсию я издал в Москве 21 книгу, последняя из которых, написанная мною на русском языке в соавторстве с моим другом из Грузии, ныне живущим во Франции историком Георгием Мамулиа, - «Политическая история азербайджанской эмиграции. 1920-1945 годы» - в настоящее время переводится на азербайджанский язык.
- Рамиз муаллим, зная вас, трудно поверить, что вы на этом остановитесь.
- Я конечно, рад, что смог внести свою лепту в отражение подлинной истории политической азербайджанской эмиграции, но думаю, этого недостаточно. Очень хотелось бы переиздать эти труды на азербайджанском языке, чтобы они были доступны пониманию нового поколения граждан нашей страны. Тем более, насколько мне известно, не так давно у нас в учебную программу отдельных вузов ввели предмет «История азербайджанской эмиграции».
- Говорят, за период своей работы в UNESCO вы привезли в Союз в общей сложности более 200 кг архивных документов…
- Да, причем большую часть их передал мне Тимучин Гаджибейли, сын Джейхуна Гаджибейли, родного брата Узеир бека. Он меня как-то пригласил к себе в гости и показал чердак, где хранилось огромное количество документов. Много материалов мне передала внучка Алимардан бека Топчибаши, и все это я самолетом через Москву привез в Баку и передал в Государственный архив Азербайджана.
Сейчас мне стало немного легче со сбором документов - знаете, в среде филателистов существует некий неписаный закон, по которому они обмениваются марками, так вот, по тому же принципу действуют и коллекционеры документов, что значительно облегчает их работу.
- В сущности, изучение истории азербайджанской эмиграции стало частью вашей жизни… Неужели вам не хочется вернуться к объекту своих многолетних исследований в рамках какого-либо научного учреждения?
- Дело в том, что сделать это не так просто, как многим может ошибочно показаться. На исследовательскую работу приходится тратить иной раз месяцы и даже годы. А у меня уже мало времени. Хотя должен признаться, что при одной мысли о том, что по сей день очень много нераскрытых тайн хранят архивы Турции, Грузии, не говоря уже об архивах Ирана, которые, кстати, всегда были нам недоступны, кроме того, скажем, архивы Министерства обороны и МИД Франции или, наконец, находящийся в Париже архив Алимардан бека Топчибаши, куда постороннему человеку практически невозможно попасть, трудно усидеть на месте даже в моем возрасте. Помимо этого, и в самом Азербайджане еще немало нераскрытых тайн периода 1920-30 годов, которые хранятся в МНБ.
- Но ведь вы вполне можете возглавить группу молодых ученых, чтобы каждый из них под вашим началом занялся изучением архивных документов отдельной страны?
- Вы понимаете, по профессии я не историк, поэтому очень сомневаюсь, что кто-либо из профессиональных историков согласится работать под моим началом. Хотя сам я на статус руководителя нисколько не претендую и был бы только рад, если такую группу возглавит кто-то другой, а я просто как человек, много лет изучающий историю азербайджанской эмиграции в архивах Франции, охотно составил бы им компанию.
- Долгие годы работая с документами, вы, наверное, сталкивались с какими-то нелицеприятными фактами биографии известных личностей. Как вы поступали в подобных случаях?
- Разумеется, такие факты могли быть в жизни каждого, и когда пишешь о той или иной известной личности, это приходится как-то сглаживать, чтобы не обидеть здравствующих родственников этого человека.
Мне, знаете, нередко приходилось изучать документы, где написано, что тот или иной эмигрант был агентом каких-то спецслужб. Скажем, жил в свое время во Франции человек по имени Керимбек Султанов, которого выслали из страны по обвинению в шпионаже в пользу советского посольства.
- И как вы поступили?
- Об этом я написал довольно смело, поскольку располагал рядом доказательств его шпионской деятельности как из французских, так и советских архивов. Писать подобные вещи о ком-то на основании только одного документа недопустимо, необходимо найти несколько веских доказательств, чтобы застраховать себя на будущее от возможных неприятностей и необоснованных обвинений.
Да и между самими эмигрантами отношения не всегда были ровными, удивляться этому не стоит. К примеру, между Топчибаши и Расулзаде в свое время был серьезный конфликт, который вскоре был улажен, но это остается в истории как часть биографии этих личностей, отрицать которую бессмысленно. Или, скажем, в политическом аспекте часть наших эмигрантов больше была ориентирована на Турцию, другая - на Европу, и это тоже нормально. Азербайджанский историк Айдын Балаев совершенно справедливо указывает на три причины конфликтов внутри политэмиграции. Первая - советские спецслужбы, которые рекомендовали своим агентам «предпринимать максимальные усилия для дискредитации наиболее видных деятелей политэмиграции СССР». Вторая - неоднородность эмиграции в политическом и идеологическом плане. И, наконец, третья - общечеловеческие слабости: амбиции и борьба за лидерство, зависть, ревность и подозрительность.
- Известно, что вы изучали историю азербайджанской эмиграции в советское и постсоветское время. Какой политический режим больше препятствовал вашей исследовательской работе?
- Абсолютно никакой, поверьте. Возможно, потому, что в советское время я не слишком афишировал свою деятельность в этом направлении. Во всяком случае, вот такое интервью, как сегодня, я попросту не дал бы ни одной газете.
- И на дипломатической службе все обходилось без эксцессов? У вас никогда не создавалось впечатления, что вы находитесь под постоянным наблюдением?
- Нет, такого не было, но определенный страх, безусловно, присутствовал. Кстати, помню такой забавный случай, если, конечно, уместно его так назвать. Готовясь к первой встрече с Мамедом Магеррамовым - членом азербайджанской делегации на Парижской мирной конференции, я испытывал сильное волнение, но встреча наша состоялась и была довольно приятной. Когда же спустя много лет я рассказал об этом его другу, тот рассмеялся и сказал, что сам Магеррамов волновался не меньше меня, причем настолько, что на всякий случай спрятал в ящике своего письменного стола пистолет, чтобы в случае опасности застрелить меня. Бывало, я сознательно шел на риск. Однажды в мае 1972 года мы с супругой решили пойти в русскую церковь, где отмечали сороковины со дня смерти Татьяны Гусейновны Нахчыванской - дочери генерала Нахчыванского. За это меня в течение 24 часов могли бы просто выдворить из страны или применить более жесткие меры, но все как-то обошлось.
- Отношение к нашим политэмигрантам, как известно, сильно изменилось в постсоветское время - вам и в этом случае не приходилось сглаживать в своих книгах какие-то острые моменты их деятельности?
- Нет, и я не делал этого прежде всего потому, что основывался только на собственном отношении к тому или иному историческому факту. К примеру, я не согласен с тем, что легионеров по сей день многие продолжают считать предателями. Не согласен, потому что эти люди боролись за восстановление независимости Азербайджана. Или, скажем, полковник царской армии Исрафил бек Исрафилов, который позже стал офицером азербайджанской армии, затем - польской. На каком-то этапе этот человек стал офицером легиона, и его в Баку в 1946 году расстреляли. На мой взгляд, это было сделано совершенно напрасно - по той простой причине, что он никакого отношения к советскому Азербайджану не имел и соответственно не принимал присягу верности этой стране. Или другое: Сталин в свое время отдал приказ (от 16 августа 1941 года, №270) расстреливать всех, кто попал в плен в годы Второй мировой войны. Но можно ли это решение назвать верным, если учесть, что человек, попавший в плен, мог просто воспользоваться своим правом на жизнь, дарованным ему самим Всевышним? Военнопленным того периода, кстати, помогал Международный комитет Красного Креста, причем всем, кроме советских, потому что Сталин решил, что советский народ не нуждается в услугах этой организации.
Уверяю вас, таких спорных моментов в истории гораздо больше, чем мы можем предположить, и поэтому лично я считаю, что она - история - нуждается в серьезных коррективах.
- И искаженная ранее, она хотя бы сегодня имеет право на существование, так сказать, без купюр? Ведь давно миновало время, когда биографии известных личностей преподносились нам едва ли не как «житие святых»?
- Безусловно, во всяком случае, я убежден, что нельзя в оценке деятельности тех, кто боролся за советскую идеологию, и тех, то был против нее, рубить с плеча. Нужно элементарно прислушиваться к тому, что нам диктует здравый смысл, именно в этом и заключается важная роль архивных документов, которые проливают свет на многое, что десятилетиями преподносилось нам сквозь другую призму.
- Не считаете ли вы, что сегодня также пора пересмотреть отношение к таким понятиям, как «героизм», «патриотизм» или, скажем, «предательство», которые зависели от политического режима внутри страны на разных исторических отрезках времени?
- Лично я отношение к этим понятиям считаю сугубо индивидуальным. В свое время известный азербайджанский журналист, ныне покойный Гаджи Гаджиев, напрочь отвергал заслуги Шаха Исмаила, или, скажем, известный историк Эльдар Исмайлов считал, что Бабека вообще зря называют национальным героем. И мне кажется это вполне нормальным. Кто-то из великих сказал, что нельзя писать историю, стоя на нейтральной полосе, с чем трудно не согласиться. Характеристика деятельности той или иной личности, данная его современниками и историками или биографами следующей эпохи всегда будет сильно отличаться, поверьте.
Весь вопрос в том, что одно и то же историческое событие два разных свидетеля могут описать по-разному. Например, как-то во время празднования 1 мая в Москве на трибуне Красной площади стояли двое - Клара Цеткин и Герберт Уэльс. Так вот Клара Цеткин позже написала, что в тот день светило весеннее солнце, кругом цвели деревья и цветы, а Уэльс написал, что шел дождь, всюду была грязь и слякоть. Вот вам пример восприятия двух известных личностей одного и того же события.
- Нашим читателям будет интересно узнать, над чем вы работаете сегодня?
- На сегодняшний день мне удалось накопить массу практически никому не известных исторических материалов, которых вполне хватило бы на издание целой серии книг и сборников документов. В настоящее время переводится на азербайджанский язык наша с Г.Мамулиа книга «Политическая история азербайджанской эмиграции», которую я надеюсь издать в Баку. По этой теме у нас документов хватит на несколько книг. Думаю, мне пора, наконец, начать издавать свои труды и на родном, азербайджанском языке. А если помечтать, то хотелось бы видеть последнюю книгу изданной в Турции, Франции, Польше и Великобритании - в странах, где политэмигранты оказались не по своей воле, но всю жизнь оставались верными одной путеводной звезде - свободному и независимому Азербайджану. Также хотелось бы издать сборники найденных документов.
- И все это вы намерены сделать на собственные средства?
- Нет, вы слишком переоцениваете мои материальные возможности. Издание книг, о которых я говорил, и тех, которые надеюсь издать в будущем, возможно только при спонсорской поддержке. Но для того чтобы оказать ее, недостаточно быть просто состоятельным человеком, важно еще понимать, что значит для будущего нации достоверность исторических фактов, и я рад, что таких людей среди наших соотечественников немало.
Лала БАГИРЗАДЕ