Слово об ученом и друге

ПАМЯТЬ
Сегодня исполняется 40 дней со дня кончины выдающегося азербайджанского ученого-этномузыковеда, профессора, доктора искусствоведения Фаика Челебиева.
Фаик Ибрагим оглу Челебиев родился 16 апреля 1948 года в городе Шеки. В 1980-м окончил Бакинское музыкальное училище им. А.Зейналлы, а в 1985-м - Азербайджанскую государственную консерваторию им. Уз.Гаджибейли. Последующую свою жизнь ученый связал с городом на Неве. В 1985-1987 годах учился в аспирантуре Российского института истории искусств (РИИИ). Долгие годы работал на кафедре палеоазиатских языков, фольклора и литературы Санкт-Петербургского Российского государственного педагогического университета им. А.И.Герцена. Область научных интересов Челебиева - теоретические проблемы музыкальной и филологической фольклористики, вопросы формообразования в азербайджанской и персидской музыке устной традиции, азербайджанский эпос. В 1999 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Азербайджанские ренги: проблемы музыкальной науки», а в 2009-м - докторскую - «Морфология дастгяха». Его статьи и исследования публиковались в ведущих научных изданиях Азербайджана, России, многих других стран. Последним крупным исследованием Ф.Челебиева стала фундаментальная работа, посвященная героическому дастану «Кероглу», которую он планировал защитить как диссертацию на соискание ученой степени доктора филологических наук. Фаик Челебиев, будучи прекрасным музыкантом, исполнителем на таре, регулярно выступал и на концертах, поражая всех своим мастерством и ярким талантом. Событием становилось его участие в совместных проектах с музыкантами Азербайджана, Ирана, Индии, европейскими академическими ансамблями. Он был активным членом азербайджанской диаспоры в Санкт-Петербурге, принимал участие во всех мероприятиях, связанных со знаменательными датами в истории Азербайджана.
Мы учились с Фаиком на одном курсе консерватории - в 1980-1985 годах. Он - как исполнитель, я - как музыковед. Фаик был гораздо старше нас: в консерваторию он поступил зрелым, сложившимся музыкантом. Сразу же возникло взаимопонимание, очень доверительные и теплые отношения.
Конечно, сначала мы его узнали как прекрасного исполнителя на таре, но в скором времени - на лекциях и семинарах по общественным наукам, где представители всех специальностей сливались в потоке, раскрылся и его потрясающий аналитический дар. Мне, совсем юной и немного робкой, только переступившей порог высшего учебного заведения студентке, импонировали его раскрепощенность, самостоятельность суждений, глубоко индивидуальный взгляд на многие явления. И, конечно, убежденность! Говорил он страстно, увлеченно, отстаивал свою позицию самозабвенно, до потери пульса.
Его постоянное стремление к расширению своих познаний, аналитический склад ума отражались и на том, как он играл на таре. Полное погружение в мир мугама, в мир высоких дум - ничего наносного, никакого стремления поразить, произвести эффект, а скорее - желание пригласить к беседе, рассказать о чем-то очень сокровенном и значительном.
Недавно, переслушивая немногие записи Фаика поздних лет, я невольно поймала себя на мысли, что ныне мы отвыкли от подобной манеры исполнения - размеренной, осмысленной, углубленной - несуетной. И тут вспомнился эпизод, рассказанный мне композитором Айдыном Азимовым.
Как-то раз известный тарист Гаджи Мамедов, выступая перед Узеиром Гаджибейли, хотел продемонстрировать все свое умение и виртуозность - очень старался, ожидая похвалы от мэтра. Но Узеир бек, казалось, не торопился высказаться, молчал, а немного погодя, сказал: «Гаджи, прошу тебя, играй мугам, а ты, словно этюд исполняешь». Так вот Фаик всегда был далек от всякой «этюдности», для него важно было глубинное содержание, заложенное в мугаме. Каждый звук был «окрашен» мыслью, и даже паузы «звучали» у него с особой наполненностью и экспрессией.
Одно из первых выступлений Фаика-ученого оставило глубокий отпечаток в памяти всех, кому посчастливилось его тогда послушать. Запомнилось выступление далекого 1982 года в кабинете звукозаписи консерватории еще и потому, что в качестве иллюстратора основных положений своего доклада Фаик пригласил молодого ханенде - студента Бакинского музыкального училища им. А.Зейналлы, фамилия которого нам ни о чем не говорила. Вскоре имя того скромного, чуть застенчивого юноши прогремело на весь мир - Алим Гасымов!
И спустя годы, мысленно возвращаясь к упомянутому событию, я неизменно думала о том, какой же интуицией, проницательностью обладал Фаик, который в никому не известном, еще неопытном певце разглядел большой творческий потенциал, распознал будущего великого мастера мугама.
Фаика всегда волновали проблемы развития азербайджанского музыкознания: очень он радовался любой новой интересной исследовательской работе. Искренне восторгался он и успехами молодых музыкантов - коллег по цеху. Помню, как в 1983 году, в составе азербайджанской делегации из четырех человек я была командирована в Ленинград - на всесоюзную олимпиаду «Студент и научно-технический прогресс», где приняла участие в конкурсе по разделу «История и теория искусств».
Вернулась я из Ленинграда с дипломом лауреата, наивно полагая, что мой успех обрадует руководство консерватории, которую я достойно представила в этом сложнейшем конкурсе. Однако реакция в альма-матер оказалась неожиданной, вернее, никакой реакции не последовало. Это безразличие возмутило Ф.Челебиева, который сам организовал поздравительный плакат и вывесил его на доске объявлений - на самом видном месте. И как же он ликовал: его соотечественница стала одной из победительниц конкурса не где-нибудь, а в одной из культурных столиц мира - Ленинграде!
Возвращаясь к данному эпизоду, тогда меня очень тронувшему, согревшему душу, я думаю и о том, что приходилось переживать Фаику, порой сталкивающемуся в Баку с непониманием и безразличием: воистину нет пророков в своем отечестве. Но Фаик никогда не отчаивался: ясно, четко определив цель, планомерно шел к реализации своих масштабных - высоких задач.
К его крупным научным работам, отдельным статьям обращаются не только те, кто изучают традиционное искусство, но и мы, исследователи современной академической музыки. В своей статье в журнале «Musiqi dünyası» (2012/4), посвященной изданию четырехтомника песен известного композитора, автора прекрасной симфонической и камерно-инструментальной музыки Джаваншира Гулиева, Ф.Челебиев подчеркивает, что «мугам и тар определили самобытный облик азербайджанской композиторской школы», - и с этим трудно не согласиться!
Вообще, сегодня перечитывая эту совсем небольшую статью, я проецирую многие мысли ученого на его человеческий образ. Примечательно, с каким восторгом он описывает это многотомное издание своего друга-композитора. Его восхищает и солидный объем издания, и его добротное полиграфическое оформление. И в этом весь Фаик, для которого книга представляла самую большую ценность.
Меткѝ его замечания о художественных особенностях песен Дж.Гулиева. Особо выделяет ученый уникальный мелодический дар композитора-симфониста, и этот дар, по мысли Ф.Челебиева, сродни поэтическому таланту. Поэтому он нарекает Дж.Гулиева «музыкальным стихотворцем». А секрет популярности солдатской песни-марша («Əsgər marşı»), созданной в начале 90-х на волне борьбы азербайджанского народа за свою независимость, музыковед видит в «сочетании несочетаемого» - чеканной маршевой поступи с выразительной напевной мелодией, да еще окрашенной в тона «вызывающего чувство глубокой печали» (Уз. Гаджибейли) лада Шуштер. Причину успеха песни «Bura Vətəndir» («Это - моя Родина») - своеобразной визитной карточки композитора, он объясняет и тем, что написана она «по зову сердца».
А ведь и Фаик все делал по зову сердца - горячо любя свою родину, изучал, пропагандировал богатое национальное музыкальное наследие, стараясь быть максимально точным, основательно аргументируя каждый тезис, каждое положение. И сегодня, когда на наше традиционное искусство, на наш фольклор постоянно посягают соседи, серьезные труды Челебиева являются оружием в борьбе за отстаивание доставшейся нам в наследство уникальной сокровищницы.
Вот совсем недавно в полемике с настойчивым и неумолимым оппонентом, касающейся сущностных свойств мугамата, мне на помощь пришла статья Ф.Челебиева «Об исполнительских версиях мугама», где он обосновывает первичность вокальной версии этого искусства. «Инструменталиста без вокального мышления нельзя считать хорошим мугаматистом, каким бы виртуозом он ни был», - утверждает ученый и, в первую очередь, великолепный музыкант -исполнитель, которому ведомы, кажется, все тайны этого искусства.
Наши встречи с Фаиком, к сожалению, были нечасты. В последний раз мы пообщались в Шеки летом 2012 года - в дни международного фестиваля «Шелковый путь». Фаик, который находился в отпуске в своем родном городе, к которому испытывал особые нежные сыновние чувства, пришел с нами повидаться, и мы, Джаваншир Гулиев и музыковед Туран Мамедалиева, так мило, так тепло поговорили, обсудили волновавшие нас проблемы. Кто бы мог знать, что это будет моя последняя встреча с ним…
Весть о кончине Фаика меня, как и всех его сокурсников, потрясла. Я решила написать письмо-соболезнование семье Фаика. Хочу завершить свои заметки строками из этого письма, написанного в момент скорби - в эмоциональном порыве: «Для нас Фаик был и навсегда останется образцом беззаветного служения науке, одним из столпов мугамоведения, бескомпромиссным, чистым и честным человеком. Каждому из нас он подарил частицу своей души, своего таланта, каждого обогатил своими познаниями, звуками своего волшебного тара <…> Мы всегда будем помнить о нашем Фаике. Его труды - путеводная звезда для молодых ученых, вступивших на непростую дорогу поисков Истины».
Зумруд ДАДАШЗАДЕ,
доктор философии по искусствоведению,
профессор, заслуженный деятель искусств