Не стоит работать без страсти!

НАУКА
Сын моей коллеги в семь лет заявил, что станет археологом. Отец-писатель поинтересовался: «Почему именно эту профессию выбираешь?». Мальчик ответил: «Хочу людям пользу приносить». И, как ни странно, через пятнадцать лет, окончив МГУ, осуществил свою детскую мечту.
Эту историю я вспомнила, когда машина Национальной академии наук Азербайджана везла нас по проселкам Геранбойского района. Зной раскалил все вокруг, а посреди плато на самом солнцепеке в согбенном положении работала группа людей. Прикрыв головы кепкой, панамой, банданой, соломенной шляпой, народ, кто на корточках, кто на коленях, копался в земле. Но не глубоко.
Укус паука не слабее змеиного
Приглядевшись, заметила, что снимают они ее слой за слоем лопатками размером с детскую ладонь, а освобождаемые от почвы камни обметают щетками со светлой мягкой щетиной. Ненужный грунт сгружают в тачку и отвозят в сторону. Завидев нас, от работы оторвались двое - Бахтияр Джалилов и Заур Гасанов - подошли. Оба - из Института археологии и этнографии Национальной академии наук Азербайджана (НАНА). Джалилов - начальник экспедиции с азербайджанской стороны, с итальянской главный - Николо Ланери, директор Центра по изучению Средиземноморья и древнего Ближнего Востока.
- Еще с нами здесь Стефано Валентини, вон он - в коричневой бандане, - уточняет Джалилов. - Он возглавляет Институт исследования религий во Флоренции. А в светлом, со щеткой - Лоренцо Крешиоли. Наша совместная команда раскапывает Узун-Реме, седьмой курган на этом плато. Шесть ранее здесь же вскрытых относятся к куро-аракской и ходжалы-кедабекской культурам Азербайджана. Это периоды ранней и поздней бронзы соответственно.
Цель работы - изучение северо-западной части Азербайджана, богатого курганами разных периодов: самые древние датируют третьим с лишним тысячелетием до нашей эры. К какому времени относится вот этот? Предполагаем, что поздней бронзы, но точно ответим через год, когда в разных лабораториях мира проведут анализы найденных нами здесь образцов дерева, кости. Почему изучат не в Баку, где расположен наш институт? Потому что пока нет у нас самой современной аппаратуры и специалистов нужного уровня, чтобы, например, сделать радиокарбонный анализ и определить возраст находки. Или, проведя изотопное исследование, понять, чем питались жившие здесь люди, какие обитали рядом с ними хищники.
Бахтияр и Заур предложили нам пройти пару сотен метров, чтобы показать место, где работали в прошлый сезон. Посетовали: «Бывает, копаем-копаем, вот нащупали что-то, приблизились, но уже темнеет. Ушли ночевать, а утром видим, что бульдозером разворотили. И все труды коту под хвост. «Черные» копатели - бич археологии. Самое обидное, что воры невежественны. Они жаждут золота, а в иных захоронениях бесценны осколки керамики, костей. Драгметалла там еще просто быть не может - не тот период исторического развития».
Путь удлинили, обходя стороной змеиный холм, - ну, любят пресмыкающиеся там греться под солнышком. Заур подобрал паука. Показал: укус ядовит не хуже змеиного. Посоветовал: «Не зная, как обращаться, не трогайте». То ли от зноя, то ли от близости змей с пауками стало как-то не по себе. Когда дошли до ямы метра в два глубиной, лезть в нее мне не захотелось. Археологи же привычно спрыгнули внутрь.
- Неужели не устаете день-деньской без тени? Ведь вокруг ни деревца, ни тента.
- Сначала трудно, а потом привыкаешь, - ответил Бахтияр. - Страсть к работе пересиливает неудобства.
- Страсть могильники разбирать? - усомнилась я.
- Да, страсть, ведь через черепки и останки ты заглядываешь в глубь тысячелетий, - ничуть не рисуясь подтвердил Бахтияр Джалилов. И продолжил: - Только не просто глазом, конечно, смотрим, а подключаем весь арсенал научного инструментария.
Видеть в другом масштабе
Да, не зря говорили, что Джалилов - завотделом современных археологических технологий. Одно дело - найти, откопать артефакт, не разрушив. Но куда сложнее его опознать, осмыслить. Поэтому партнеров для экспедиции тщательно подбирает. К поездке его институт готовится серьезно. Сегодня на кургане кроме чернорабочих, нанятых из местных жителей, все - профессионалы. У азербайджанцев опыт полевых работ приобретен на родине, в России, на Алтае, у итальянцев - по 10-15 лет поля в Турции, Персии. Последнее время их центр заинтересовался Кавказом. Второе лето приезжают под Гянджу работать. А осенью-зимой будут анализировать найденное и вместе готовить публикации в международных научных журналах.
Яма, у которой мы остановились, - подкурганный коллективный могильник большого клана. В таких были обнаружены останки доброй сотни человек. Сооружали эту конструкцию для многоразового захоронения основательно: выкапывали просторную яму метра четыре на пять, обрамляли внутри по периметру слоями необожженного кирпича, щели между ними промазывали глиной с травой, сверху прилаживали жерди, на них набрасывали дерн и землю. Изнутри конструкцию подпирали столбами из бревен. А дальше не один год приносили сюда своих усопших. По мере разложения сдвигали останки вглубь. Когда склеп заполнялся полностью и уже не мог служить для многоразовых захоронений, дверь в дромос (крытый наклонный проход) распахивали, проем набивали сухой травой, валежником и поджигали. Возникала тяга, вспыхивал долгий подземный пожар. Когда огонь догорал, кирпичи обретали характерный для азербайджанских древних строений красный цвет, а древесные конструкции обугливались.
- Поджигали из соображений безопасности?
- Я придерживаюсь ритуальной версии. В древности огонь считали неким спутником, непременно сопровождающим погребенного в потусторонний мир, - говорит Заур Гасанов, заведующий отделом археологии античного периода. И вдруг, отломив от стены склепа шершавый кусок, протягивает его мне: - Хотите ощутить тяжесть дерева, что росло здесь 30 с лишним веков назад? Легкая щепка? А ведь это можжевельник - мы делали анализы, точно знаю. Природная плотность в 1,5 раза выше кедра. Вот как время все меняет.
После посещения курганов недалеко от Гянджи я стала совсем по-другому воспринимать открытые для взоров туристов 6 гектаров территории возле Девичьей башни. Здесь археологи за последние несколько десятилетий отрыли баню, базар, городские улочки. Но ведь известно, что в древнем Баку в каждом из 32 кварталов непременно были своя мечеть, своя школа, своя баня. Все - разные. И в душе возникает глубокое уважение к предкам - людям, которые жили без нынешних подъемных механизмов, транспорта, связи, технологий, но умели творить буквально на века. Зная это, по-другому ощущаешь можжевеловую щепку, каким-то образом сохранившую в себе отпечаток происходившего здесь десятки веков назад. Точно знаешь, что информация об ушедшем времени есть, только нужно суметь ее извлечь. Может, надо в другом масштабе видеть и думать?
Мы мыслим тысячелетиями
На следующий день, познакомившись с Майсой Рагимовой, директором Института археологии и этнографии НАНА, я тут же выпалила ей эту мысль: говорят, надо жить сегодняшним днем, а на самом деле желательно научиться видеть дальше нынешнего? И вперед, и оглядываясь назад?
- Да, мы мыслим тысячелетиями, - кивнула профессор Рагимова. - Хотя в Азербайджане археология как наука родилась в первой половине прошлого века. Ей чуть больше ста лет, но зато в наших краях предметов для изучения археологами земля сохранила как нигде в мире. У нас слои древней культуры. В той же Гяндже, втором городе Азербайджана, даже в самом центре, в парке Гейдара Алиева, есть курганы. И мы только недавно осознали, что прежде, чем кабель проложить, дорогу построить, надо провести разведывательные археологические работы. К этому трудно привыкнуть, но мы настаиваем. Например, Швеция и Германия выиграли конкурс на проведение водовода в Гянджу от высокогорного озера Гейгель или на севере Азербайджана был средневековый город Шавран, по его улицам шли караваны, преодолевая великий Шелковый путь. Тысячи караванов шли сквозь Шавран (сегодняшнее название поселения - Гярячи), но людям нужно жить, и там решено проложить автотрассу. Ни в том, ни в другом случае к нам за консультацией не обратились, но мы сами написали им письмо, объяснили, что без разведывательных операций копать не годится. И работы приостановили.
- Надолго?
- Не думаю, но важно, что постепенно начинает превалировать цивилизованный подход, он основан на лучших мировых традициях, на уважительном отношении к слову науки. Этому, кстати, сильно способствуют международные связи, совместные экспедиции, конференции, что мы проводим в Баку с участием археологов мирового уровня. В первых числах октября мы, например, ждем множество зарубежных гостей на конференцию по случаю 50-летия обнаружения в Азыхской пещере редчайшей находки, свидетельствующей, что человек обитал в этих горах 2 миллиона лет назад. Азыхская пещера тогда была объявлена археологическим заповедником Академии наук Азербайджана.
- Это та, что находится в Нагорном Карабахе?
- Верно, в 1960 году наш археолог Мамедали Гусейнов выявил эту пещеру, долгие годы вел там раскопки и полвека назад, в 1968 году, в четвертом горизонте наряду со среднеашельскими орудиями труда и останками крупных млекопитающих обнаружил фрагмент нижней челюсти человека. Она теперь у нас в Археологическом музее, что в Старом городе. Уникальное исследование! Кавказ вообще имеет особое значение для мировой цивилизации. Здесь проходили основные торговые пути, миграционные потоки племен Северного Кавказа в Южную Месопотамию, Европу. Происходящее здесь отразилось на развитии человечества. Поэтому с нами охотно сотрудничают международные исследователи. Корейцы из Сеула сейчас трудятся в Кабале, итальянцы - под Гянджой, американцы - в Нахичевани, немцы - в неоккупированной части Карабаха.
- Трудятся, а потом вывозят выкопанное из вашей земли в свои музеи?
- Было такое. Я сама встречала в музее Сен-Жермена (Франция) наши материалы, добытые учеными в начале ХХ века в Азербайджане, а выставленные как иранские. Но в последние десятилетия ситуация сильно изменилась. Нам еще очень трудно бороться с «черными» копателями, варварски разрушающими древние памятники, но реликты, найденные в экспедициях, тщательно ставятся на учет. Сейчас даже уголь, который из могильников везут на радиокарбонный анализ, без согласия археологов из страны не вывозят. А взаимодействовать с коллегами из других стран надо. Зарубежные ученые отлично пропагандируют нашу работу и достижения, издают книги, статьи с участием наших сотрудников. Их, кстати, в институте более 270, 16 отделов: охватываем период от палеолита до позднего Средневековья. И работы тьма. Молодые сотрудники в основном начинают рядовыми копателями в экспедициях, потом дорастают до руководителей полевых исследований. Даже девчонки!
Овеществленная память человечества
- А как вы сами оказались в археологии?
- Случайно. По образованию я химик, а здесь в лабораторию спектрального анализа потребовался человек моей квалификации. Пригласили - я пошла, потом заинтересовалась металлургией эпохи бронзы и осталась. Наш коллектив тогда был сектором археологии и этнографии в Институте истории, но в 1973 году в АН Азербайджана был создан Институт археологии и этнографии. С тех пор и существуем. Я здесь 51 год. Еще пару-тройку лет назад тоже ездила, копала. Это кропотливое, но увлекательное дело. Через экспедиции узнала весь Азербайджан. И нужда в наших исследованиях не иссякает, они необходимы для правильного понимания исторических процессов. Причем они могут стать более глубокими, если расширить палитру имеющихся в археологии специалистов. Например, мы находим в склепах различного рода украшения, оружие. Конечно, покрытые патиной времени, коррозией, но мы знаем, что это такое. И для более четкого понимания, что за вещь, как появилась, как сделана, в каких традициях, технологиях, нам нужны физики, химики, ботаники, зоологи, антропологи, даже палеоботаники и палеогеологи. Многих еще не готовят в университетах Азербайджана. Но мы открываем специальности в академической магистратуре, охотно за счет бюджета республики отравляем на стажировку за рубеж - в Турцию, Японию, страны ЕС.
- Возвращаются?
- Большей частью да. Руководство страны, президент НАНА Акиф Ализаде очень внимательны к обучающейся за рубежом молодежи. Возвращаются потому, что знают: здесь их ждут.
- Но ведь зарплаты научных сотрудников НАНА несопоставимы с теми, что получают в развитых странах.
- Зарплаты, конечно, хотелось бы повыше. Но есть еще перспективы работы в науке в своем городе, своей республике. У нас создаются новые центры, институты, много международных программ, в которых мы активно участвуем. Это рождает желание вернуться на родину даже из самых известных мировых центров, потому что там люди со стороны все равно первыми становятся крайне редко. А своя земля есть своя, и в ней еще спрятано множество тайн, узнав которые мы лучше будем понимать человечество.
- Трудно быть археологом? Чем надо «запастись» будущему специалисту: здоровьем, энциклопедическими знаниями или, наоборот, фантазией, чтобы представить скрытое во мгле ушедших веков?
- Большим терпением, физической выносливостью, знанием и убеждением, что нельзя отчаиваться. У нас в Шеки 21 курган. Их очень тяжело копать - каждый камень сначала надо извлечь, протестировать, незначимые удалить. А какова цена одного артефакта! Не для тебя - для общества, в котором вырос и живешь. Он же, бывает, буквально переворачивает представления о развитии эпох, стран. Молодежь, обнаружив подобное, влюбляется в эти реликты, гробницы, а дальше ищет материальные доказательства своих предположений: древние книги, документы, которые помогают осмыслить находку. Мы - небольшой институт, но у нас есть существенный фонд археологических фактов - около 500 тысяч редчайших находок. Идущему в археологию я пожелаю только одного: много радости от предстоящих раскопок! Это же любовь к родине, выраженная не в словах, а в действиях, в труде, овеществленная память человечества.
Елизавета ПОНАРИНА