Баку 14°C
Чингиз Абдуллаев: «Баку – это моя жизнь и мой город»
Мое детство прошло в очень известном доме на улице Гуси Гаджиева, где на первом этаже в то время находилась техническая библиотека. В этом доме жили композитор Фикрет Амиров, его мама, академик Назим Гусейнов, сценарист Рамиз Фаталиев, завотделом ЦК Фарид Мусабеков, будущий министр спорта Юрий Мамедов, военком Навроцкий, мои родители – папа, который тогда был председателем Президиума коллегии адвокатов, и мама, которая получила там квартиру, когда была Председателем АСПС Азербайджана. Но самым необычным нашим соседом оказался секретарь горкома Кадыров, который построил для себя отдельный лифт, за что впоследствии и был снят с работы. Это было, конечно же, очень смешно, но зато лифт остался. Несмотря на то, что дом был элитарным, все жили очень дружно. И до сих пор мы дружим, общаемся, встречаемся, и когда я прихожу в тот двор, все меня помнят и знают.
Наш дом находился настолько близко от моей 189-й школы, что я почти каждый день опаздывал – мне казалось, что успею добежать, пока звенит звонок. А Президиум коллегии адвокатов, где работал папа, находился с правой стороны от школы, и он из окна своего кабинета мог видеть, когда заканчивались занятия. Мы с братом часто приходили к нему в перерыв, и его секретарша кормила нас булочками с чаем.
В мои школьные годы на весь город прогремело очень смешное и необычное для Баку событие. В доме, который находится прямо за памятником Мирза Фатали Ахундову, собралась теплая мужская компания, и, выпив, вероятно, больше положенного, они вдруг возмутились – а почему, собственно, памятник сидит к ним спиной?! Поздней ночью, раздобыв где-то лом и лопаты, они стали разворачивать Ахундова к себе лицом… Утром, когда на улицах появились люди, все пришли в состояние шока! Естественно, сразу же налетели МВД и КГБ, думая, что это какая-то политическая акция. Но, как это ни странно, начальство нашего КГБ оказалось в то время с юмором, и нарушителей спокойствия отпустили…
Одним из главных увлечений моего детства был футбол. Я был намного младше Фархада Бадалбейли и Полада Бюль-бюль оглы, и они никогда не брали меня в свою команду. Даже Муслим Магомаев, который, в общем-то, в футбол практически не играл, иногда гонял с ними мяч, а племянник Фархада, Буба, и я всегда были «вне игры». Это было очень обидно, хотя и понятно, учитывая большую разницу в возрасте, но я до сих пор при встрече напоминаю об этом и Фархаду, и Поладу…
Каждое лето мы с родителями обязательно проводили в Загульбе, где отдыхала вся бакинская элита – семья Шамси Бадалбейли, Ариф Меликов со своей супругой Эсмой ханум и дочкой Ширин, академик Муддат Аббасов с женой и двумя сыновьями. Там всегда происходили какие-то интересные вечеринки, застолья, встречи. Помню, как однажды прибежала мама Фархада Бадалбейли и радостно сообщила, что он выиграл конкурс пианистов в Лиссабоне. А готовился к этому конкурсу Фархад в Загульбе, и, видимо, так много занимался, что кто-то из соседей, не в силах больше выносить громогласные аккорды и пассажи, написал жалобу. И Фархаду, чтобы никого не беспокоить, пришлось уехать на дачу к Нури Ахмедову, нынешнему генеральному директору СП «АзЕвроТел». Хоть я тогда был достаточно мал, но прекрасно помню, как весь Баку радовался его успеху…
Когда мы отмечали последний звонок, оказалось, что все наши девочки просто красавицы, а мальчишки – почти мужчины! К этому событию папа отвел меня к своему портному и заказал мой первый костюм. После этого я стал его постоянным клиентом, но портной постоянно жаловался моему папе, что я плачý больше, чем он. На что папа ему неизменно отвечал: «Слушай, я же сирота, а у него папа – богатый человек, поэтому он может себе это позволить».
В конце 60-х в Баку, сразу же после стиляг, появились пижоны, которые ходили в белоснежных нейлоновых рубашках (у меня тоже была такая, хотя тогда я был еще маленьким мальчиком), в темных костюмах, даже летом, и в черных очках. А в начале 70-х к нам пришла мода на мини-юбки. Папа всегда со смехом вспоминал, как моя двоюродная сестра, выходя из дома, четырежды подгибала юбку, а, возвращаясь домой, отгибала ее обратно, потому что ее отец был очень строгих правил…
В то время в Баку было несколько знаменитых красавиц, стоило им только появиться на Торговой, как они тут же становились объектом пристального внимания. Город был горячим, страстным, у всех были какие-то романы… Говорят, в Сен-Тропе ни одна женщина не может сохранить верность, потому что под влиянием солнца она становится расслабленной. Видимо, то же самое относилось и к Баку тех лет. Но все было очень невинно и целомудренно. Считалось, что поцелуй или встреча в кафе к чему-то обязывают…
В 1976 году началась моя студенческая жизнь – я поступил на юридический факультет университета, который тогда был рядом с домом, на Коммунистической. Помню, как на пленуме ЦК КП Азербайджана подняли вопрос о том, что вся улица запружена машинами студентов юрфака, которые «нагло приезжают на собственных автомобилях». Когда через два года университет перевели в новое здание, секретарь нашего комитета комсомола Айдын Алиев, который сейчас является генерал-лейтенантом, председателем Таможенного комитета Азербайджана, выступил на комсомольском собрании и сказал: «Мы уже год как оттуда уехали, а машины стоят по-прежнему. Может быть, это не наши машины, а нархозовские? Может, нас уже перестанут ругать?»
Мы очень не любили одного из наших деканов за то, что он не разрешал нам заниматься футболом, и придумали план коварной мести. В то время в Баку было не так уж много хороших ресторанов – «Старый интурист», «Новый интурист», а «Абшерон» еще только строился. Каждый вечер кто-нибудь из ребят шел в эти рестораны и давал три рубля музыкантам, которые радостными голосами объявляли: «Эта песня посвящается нашему дорогому, уважаемому декану юридического факультета профессору такому-то». А наш декан вообще не пил! Но его каждый раз вызывали в ЦК и отчитывали: «Перестань пьянствовать! Сколько можно! Во всех ресторанах объявляют твою фамилию». Он клялся, божился, что не ходит по этим заведениям… В результате его потом все-таки сняли с работы…
В студенческие годы мы с ребятами чаще всего ходили, конечно же, в «Старый интурист», который славился своей изысканной кухней. Позже на юрфаке сократили русский сектор и оставили группу из двадцати пяти человек, потому что студенты вели себя слишком уж вызывающе, и приняли постановление, запрещающее детям юристов учиться на юридическом факультете.
Это был очень бурный период нашей молодости – мы постоянно собирались и что-то отмечали в каких-то полуподпольных кябабных, бесконечно ездили на Кубинку за дорогими сигаретами, хотя я и не курил, шоколадом и конфетами, которые покупали у двух Сеидов – большого и маленького. Тогда на Кубике, помимо дефицитных товаров, можно было купить потрясающий, бесподобно вкусный, приготовленный на молоке тендыр, который долго не разрешали продавать. Он стоил один рубль, то есть в пять раз дороже, чем государственный хлеб. Этот запрет мотивировали тем, что якобы он выпекается с нарушением санитарных норм, но, насколько я знаю, за последние сто лет никто из моих знакомых от него не умер. Да и мы его покупали долгие годы, особенно когда собирались на дачу или в Загульбу.
Милиция нас не трогала, зная, что мы будущие прокуроры и сотрудники милиции. Кстати, так потом и получилось – сорок человек из ста попали в милицию. Так что студенты юрфака были на особом положении. Тем более что с нами учился племянник начальника райотдела Октябрьского района, сейчас он называется Ясамальский, полковника Расима Алиева, носившего прозвище «Штирлиц Кубинки». Правда, я немного отличался от моих однокурсников тем, что не был частым гостем этого колоритного бакинского места и редко что себе там покупал.
Конечно же, одежда тоже была немаловажной частью нашей жизни. Джинсы тогда стоили двести рублей, что было очень дорого, и у большинства обычных людей их просто не было. Но те, кто учился на престижных юридическом, восточном или историческом факультетах, вполне могли себе позволить хорошо одеваться за счет своих родителей. К тому же в университете училось довольно много иностранцев, которые вовсю фарцевали.
Помню, как мы доставали французские духи и вожделенную мечту многих ребят – кожаные плащи, которые стоили полторы тысячи рублей. Единственное, что отец мне не разрешал – это водить машину, полагая, что в девятнадцать лет это опасно, на что я очень обижался. Но дело в том, что у нас в этом отношении была уникальная ситуация – и у мамы, и у папы были государственные машины, причем у мамы была так называемая «цековская» машина с буквами АГФ на номерах, на которой можно было ездить куда угодно. Наверное, поэтому с тех самых пор я не очень-то люблю сам сидеть за рулем… А первую свою машину я купил сам, в двадцать девять лет…
Говорят, чем старше становишься, тем с большей ностальгией вспоминаешь прошлое. Но это не ностальгия. Это – объективная реальность. Раньше, например, было как-то неудобно не иметь дома хорошую библиотеку, и когда мама по огромному блату доставала Жоржа Сименона, это было огромное счастье. А мой папа, например, в день моего рождения подарил мне 30-томник Чарльза Диккенса, который купил за огромную по тем временам сумму – триста рублей. Этот подарок вызвал во мне дикий восторг, потому что я вырос в семье, где царил культ книг, а чтение было сродни священнодействию…
В 60-70-е годы люди дневали и ночевали около книжных магазинов, чтобы подписаться на того же Диккенса, а библиотеку вполне можно было обменять на машину или дачу. В Баку тех лет царили совершенно другие культурные ценности. Не знаю, может быть, это было свойственно закрытому обществу?.. Но люди, которые прошли бакинские школы и институты, конечно же, более начитанные, грамотные и знающие. Больше того, ведь сегодня к власти пришли те ребята, которые учились в 70-80-е годы. Это мое поколение, включая и Президента Азербайджана и практически всех наших министров. Все они знают не только азербайджанский и русский, но и несколько иностранных языков! И все потому, что в школе были совершенно иные требования к их изучению. Мы не просто зубрили грамматику русского языка – «моя, твоя, мама, хлеб», нам давали хорошую литературу на этом языке, которую мы в обязательном порядке читали. Без этого просто невозможно хорошо знать литературный язык.
За всю историю Азербайджана у нас никогда не было такого грамотного и образованного Кабинета министров, как сейчас! И все это благодаря бакинским школам. В моем классе 189-й школы из тридцати пяти человек почти все поступили в высшие учебные заведения.
Баку был четвертым городом СССР по своей культуре и значимости! Недавно в одном из интервью супруга Александра Вертинского вспоминала, как сам Вертинский за обувью ездил только в Баку, потому что здесь были лучшие обувщики Советского Союза…
А каким театральным городом тогда был Баку! Мы буквально пропадали в театрах русской и азербайджанской драмы. Я помню спектакль «Хиджран», где в главной роли играл блестящий Лютфяли Абдуллаев и звучала прекрасная музыка Эмина Сабитоглы, с которым мы впоследствии очень подружились.
Я прекрасно помню спектакль «Ирония судьбы» в русской драме, задолго до того, как ее снял Эльдар Рязанов. Когда я первый раз увидел его фильм, он мне ужасно не понравился и показался каким-то скучным, пресным, потому что наши актеры – Адамов и Фалькович – так играли, что зал умирал от смеха. У папы было очень много знакомых в актерской среде, и после спектакля мы всегда проходили за кулисы и я видели всех этих артистов живьем. У меня даже появилась мечта самому стать актером…
Кроме театра, мы постоянно ходили в кино, благо все кинотеатры находились практически рядом с домом – «Низами», «Азербайджан», «Араз» и, конечно же, «Вэтэн» со своей знаменитой директрисой Гитой Александровной Бессантиной. Однажды Максуд Ибрагимбеков рассказал мне про нее смешную историю. Как-то раз к Гите Александровне пришел мальчик:
– Мой папа сказал, чтобы я у вас взял билет.
– Заходи, дорогой! Конечно, я тебе сделаю билет. А ты один?
– Нет, с товарищем.
– Мы вас посадим в лучшем ряду. Только напомни, кто твой папа?
– Он вальцовщик на заводе «Парижской коммуны».
– Мальчик! – завопила Гита Александровна, – У нас есть касса! Иди туда и купи себе билет.
Баку – это моя жизнь и мой город, в котором на каждом сантиметре я встречал знакомых и друзей, потому что раньше невозможно было пройти по центру, не поздоровавшись сто раз. Я не просто его люблю, я знаю почти все улочки и тупики центра, и даже иногда провожу экскурсии для своих зарубежных друзей. Есть такое выражение – без прошлого нет настоящего, и уж тем более будущего. Поэтому в прошлое иногда полезно заглядывать, что бы еще раз перелистать, как перелистывают любимые книги, дорогие сердцу воспоминания…
Vesti.az
Наш дом находился настолько близко от моей 189-й школы, что я почти каждый день опаздывал – мне казалось, что успею добежать, пока звенит звонок. А Президиум коллегии адвокатов, где работал папа, находился с правой стороны от школы, и он из окна своего кабинета мог видеть, когда заканчивались занятия. Мы с братом часто приходили к нему в перерыв, и его секретарша кормила нас булочками с чаем.
В мои школьные годы на весь город прогремело очень смешное и необычное для Баку событие. В доме, который находится прямо за памятником Мирза Фатали Ахундову, собралась теплая мужская компания, и, выпив, вероятно, больше положенного, они вдруг возмутились – а почему, собственно, памятник сидит к ним спиной?! Поздней ночью, раздобыв где-то лом и лопаты, они стали разворачивать Ахундова к себе лицом… Утром, когда на улицах появились люди, все пришли в состояние шока! Естественно, сразу же налетели МВД и КГБ, думая, что это какая-то политическая акция. Но, как это ни странно, начальство нашего КГБ оказалось в то время с юмором, и нарушителей спокойствия отпустили…
Одним из главных увлечений моего детства был футбол. Я был намного младше Фархада Бадалбейли и Полада Бюль-бюль оглы, и они никогда не брали меня в свою команду. Даже Муслим Магомаев, который, в общем-то, в футбол практически не играл, иногда гонял с ними мяч, а племянник Фархада, Буба, и я всегда были «вне игры». Это было очень обидно, хотя и понятно, учитывая большую разницу в возрасте, но я до сих пор при встрече напоминаю об этом и Фархаду, и Поладу…
Каждое лето мы с родителями обязательно проводили в Загульбе, где отдыхала вся бакинская элита – семья Шамси Бадалбейли, Ариф Меликов со своей супругой Эсмой ханум и дочкой Ширин, академик Муддат Аббасов с женой и двумя сыновьями. Там всегда происходили какие-то интересные вечеринки, застолья, встречи. Помню, как однажды прибежала мама Фархада Бадалбейли и радостно сообщила, что он выиграл конкурс пианистов в Лиссабоне. А готовился к этому конкурсу Фархад в Загульбе, и, видимо, так много занимался, что кто-то из соседей, не в силах больше выносить громогласные аккорды и пассажи, написал жалобу. И Фархаду, чтобы никого не беспокоить, пришлось уехать на дачу к Нури Ахмедову, нынешнему генеральному директору СП «АзЕвроТел». Хоть я тогда был достаточно мал, но прекрасно помню, как весь Баку радовался его успеху…
Когда мы отмечали последний звонок, оказалось, что все наши девочки просто красавицы, а мальчишки – почти мужчины! К этому событию папа отвел меня к своему портному и заказал мой первый костюм. После этого я стал его постоянным клиентом, но портной постоянно жаловался моему папе, что я плачý больше, чем он. На что папа ему неизменно отвечал: «Слушай, я же сирота, а у него папа – богатый человек, поэтому он может себе это позволить».
В конце 60-х в Баку, сразу же после стиляг, появились пижоны, которые ходили в белоснежных нейлоновых рубашках (у меня тоже была такая, хотя тогда я был еще маленьким мальчиком), в темных костюмах, даже летом, и в черных очках. А в начале 70-х к нам пришла мода на мини-юбки. Папа всегда со смехом вспоминал, как моя двоюродная сестра, выходя из дома, четырежды подгибала юбку, а, возвращаясь домой, отгибала ее обратно, потому что ее отец был очень строгих правил…
В то время в Баку было несколько знаменитых красавиц, стоило им только появиться на Торговой, как они тут же становились объектом пристального внимания. Город был горячим, страстным, у всех были какие-то романы… Говорят, в Сен-Тропе ни одна женщина не может сохранить верность, потому что под влиянием солнца она становится расслабленной. Видимо, то же самое относилось и к Баку тех лет. Но все было очень невинно и целомудренно. Считалось, что поцелуй или встреча в кафе к чему-то обязывают…
В 1976 году началась моя студенческая жизнь – я поступил на юридический факультет университета, который тогда был рядом с домом, на Коммунистической. Помню, как на пленуме ЦК КП Азербайджана подняли вопрос о том, что вся улица запружена машинами студентов юрфака, которые «нагло приезжают на собственных автомобилях». Когда через два года университет перевели в новое здание, секретарь нашего комитета комсомола Айдын Алиев, который сейчас является генерал-лейтенантом, председателем Таможенного комитета Азербайджана, выступил на комсомольском собрании и сказал: «Мы уже год как оттуда уехали, а машины стоят по-прежнему. Может быть, это не наши машины, а нархозовские? Может, нас уже перестанут ругать?»
Мы очень не любили одного из наших деканов за то, что он не разрешал нам заниматься футболом, и придумали план коварной мести. В то время в Баку было не так уж много хороших ресторанов – «Старый интурист», «Новый интурист», а «Абшерон» еще только строился. Каждый вечер кто-нибудь из ребят шел в эти рестораны и давал три рубля музыкантам, которые радостными голосами объявляли: «Эта песня посвящается нашему дорогому, уважаемому декану юридического факультета профессору такому-то». А наш декан вообще не пил! Но его каждый раз вызывали в ЦК и отчитывали: «Перестань пьянствовать! Сколько можно! Во всех ресторанах объявляют твою фамилию». Он клялся, божился, что не ходит по этим заведениям… В результате его потом все-таки сняли с работы…
В студенческие годы мы с ребятами чаще всего ходили, конечно же, в «Старый интурист», который славился своей изысканной кухней. Позже на юрфаке сократили русский сектор и оставили группу из двадцати пяти человек, потому что студенты вели себя слишком уж вызывающе, и приняли постановление, запрещающее детям юристов учиться на юридическом факультете.
Это был очень бурный период нашей молодости – мы постоянно собирались и что-то отмечали в каких-то полуподпольных кябабных, бесконечно ездили на Кубинку за дорогими сигаретами, хотя я и не курил, шоколадом и конфетами, которые покупали у двух Сеидов – большого и маленького. Тогда на Кубике, помимо дефицитных товаров, можно было купить потрясающий, бесподобно вкусный, приготовленный на молоке тендыр, который долго не разрешали продавать. Он стоил один рубль, то есть в пять раз дороже, чем государственный хлеб. Этот запрет мотивировали тем, что якобы он выпекается с нарушением санитарных норм, но, насколько я знаю, за последние сто лет никто из моих знакомых от него не умер. Да и мы его покупали долгие годы, особенно когда собирались на дачу или в Загульбу.
Милиция нас не трогала, зная, что мы будущие прокуроры и сотрудники милиции. Кстати, так потом и получилось – сорок человек из ста попали в милицию. Так что студенты юрфака были на особом положении. Тем более что с нами учился племянник начальника райотдела Октябрьского района, сейчас он называется Ясамальский, полковника Расима Алиева, носившего прозвище «Штирлиц Кубинки». Правда, я немного отличался от моих однокурсников тем, что не был частым гостем этого колоритного бакинского места и редко что себе там покупал.
Конечно же, одежда тоже была немаловажной частью нашей жизни. Джинсы тогда стоили двести рублей, что было очень дорого, и у большинства обычных людей их просто не было. Но те, кто учился на престижных юридическом, восточном или историческом факультетах, вполне могли себе позволить хорошо одеваться за счет своих родителей. К тому же в университете училось довольно много иностранцев, которые вовсю фарцевали.
Помню, как мы доставали французские духи и вожделенную мечту многих ребят – кожаные плащи, которые стоили полторы тысячи рублей. Единственное, что отец мне не разрешал – это водить машину, полагая, что в девятнадцать лет это опасно, на что я очень обижался. Но дело в том, что у нас в этом отношении была уникальная ситуация – и у мамы, и у папы были государственные машины, причем у мамы была так называемая «цековская» машина с буквами АГФ на номерах, на которой можно было ездить куда угодно. Наверное, поэтому с тех самых пор я не очень-то люблю сам сидеть за рулем… А первую свою машину я купил сам, в двадцать девять лет…
Говорят, чем старше становишься, тем с большей ностальгией вспоминаешь прошлое. Но это не ностальгия. Это – объективная реальность. Раньше, например, было как-то неудобно не иметь дома хорошую библиотеку, и когда мама по огромному блату доставала Жоржа Сименона, это было огромное счастье. А мой папа, например, в день моего рождения подарил мне 30-томник Чарльза Диккенса, который купил за огромную по тем временам сумму – триста рублей. Этот подарок вызвал во мне дикий восторг, потому что я вырос в семье, где царил культ книг, а чтение было сродни священнодействию…
В 60-70-е годы люди дневали и ночевали около книжных магазинов, чтобы подписаться на того же Диккенса, а библиотеку вполне можно было обменять на машину или дачу. В Баку тех лет царили совершенно другие культурные ценности. Не знаю, может быть, это было свойственно закрытому обществу?.. Но люди, которые прошли бакинские школы и институты, конечно же, более начитанные, грамотные и знающие. Больше того, ведь сегодня к власти пришли те ребята, которые учились в 70-80-е годы. Это мое поколение, включая и Президента Азербайджана и практически всех наших министров. Все они знают не только азербайджанский и русский, но и несколько иностранных языков! И все потому, что в школе были совершенно иные требования к их изучению. Мы не просто зубрили грамматику русского языка – «моя, твоя, мама, хлеб», нам давали хорошую литературу на этом языке, которую мы в обязательном порядке читали. Без этого просто невозможно хорошо знать литературный язык.
За всю историю Азербайджана у нас никогда не было такого грамотного и образованного Кабинета министров, как сейчас! И все это благодаря бакинским школам. В моем классе 189-й школы из тридцати пяти человек почти все поступили в высшие учебные заведения.
Баку был четвертым городом СССР по своей культуре и значимости! Недавно в одном из интервью супруга Александра Вертинского вспоминала, как сам Вертинский за обувью ездил только в Баку, потому что здесь были лучшие обувщики Советского Союза…
А каким театральным городом тогда был Баку! Мы буквально пропадали в театрах русской и азербайджанской драмы. Я помню спектакль «Хиджран», где в главной роли играл блестящий Лютфяли Абдуллаев и звучала прекрасная музыка Эмина Сабитоглы, с которым мы впоследствии очень подружились.
Я прекрасно помню спектакль «Ирония судьбы» в русской драме, задолго до того, как ее снял Эльдар Рязанов. Когда я первый раз увидел его фильм, он мне ужасно не понравился и показался каким-то скучным, пресным, потому что наши актеры – Адамов и Фалькович – так играли, что зал умирал от смеха. У папы было очень много знакомых в актерской среде, и после спектакля мы всегда проходили за кулисы и я видели всех этих артистов живьем. У меня даже появилась мечта самому стать актером…
Кроме театра, мы постоянно ходили в кино, благо все кинотеатры находились практически рядом с домом – «Низами», «Азербайджан», «Араз» и, конечно же, «Вэтэн» со своей знаменитой директрисой Гитой Александровной Бессантиной. Однажды Максуд Ибрагимбеков рассказал мне про нее смешную историю. Как-то раз к Гите Александровне пришел мальчик:
– Мой папа сказал, чтобы я у вас взял билет.
– Заходи, дорогой! Конечно, я тебе сделаю билет. А ты один?
– Нет, с товарищем.
– Мы вас посадим в лучшем ряду. Только напомни, кто твой папа?
– Он вальцовщик на заводе «Парижской коммуны».
– Мальчик! – завопила Гита Александровна, – У нас есть касса! Иди туда и купи себе билет.
Баку – это моя жизнь и мой город, в котором на каждом сантиметре я встречал знакомых и друзей, потому что раньше невозможно было пройти по центру, не поздоровавшись сто раз. Я не просто его люблю, я знаю почти все улочки и тупики центра, и даже иногда провожу экскурсии для своих зарубежных друзей. Есть такое выражение – без прошлого нет настоящего, и уж тем более будущего. Поэтому в прошлое иногда полезно заглядывать, что бы еще раз перелистать, как перелистывают любимые книги, дорогие сердцу воспоминания…
Vesti.az
