• четверг, 28 Марта, 19:52
  • Baku Баку 13°C

Встреча, встреча, бла-бла-бла-бум!..

05 сентября 2020 | 10:22
Встреча, встреча, бла-бла-бла-бум!..
ПРОЗА
Рассказ
Эльвин проходил по одной из центральных улиц вдоль кафе и ресторанов, которые два дня как открылись после жесткого карантина, что должен был уберечь население от вируса, коронавируса, или как его там по-научному. На открытом воздухе были выставлены столики, и за ними на порядочном расстоянии друг от друга, как и предписывалось правилами в период пандемии, сидели посетители. Некоторые были в масках, прикрывавших рот и нос, несколько девушек, опустив маски ниже подбородка, пили кофе, коктейли, те, кто в масках, ожидали свои заказы, а официант внутри помещения кафе сонно поглядывал на улицу, на девушек за столиками, на знакомую кошку, прижившуюся здесь и беззаботно валявшуюся то под одним столиком, то под другим, словно подчеркивая, что плевать хотела на карантин и на все маски. А люди… почти у всех были настороженные, пасмурные лица, подозрительные, напряженные взгляды, как бывает, когда ждешь заранее прогнозированного стихийного бедствия.
…Черная маска плотно закрывала ее лицо, но Эльвин узнал ее по глазам: они, заметив его, будто вспорхнули, когда он проходил по улице почти рядом с ее столиком за ограждавшими территорию кафе кустами. И она узнала его, он догадался по ее ожившему взгляду, уставившемуся ему в лицо. Он кивнул, улыбаясь, и тут же подумал, что вряд ли можно догадаться, что под его маской скрывается добродушная улыбка, а под темными очками - потеплевший, приветливый взгляд. Тем не менее, она узнала, обрадовалась, и Эльвин остановился подле ее столика.
- Ты можешь сесть за мой столик, - сказала она. - Если не торопишься.
- С удовольствием, - ответил он и пошел к входу, снимая маску с лица, но оставляя улыбку.
Она была младше Эльвина лет на пятнадцать, и в то время в паузе между вторым и третьим, теперешним ее мужем у них закрутился бешеный роман, и он даже подумывал, а не стать ли ему ее очередным супругом, но блажь прошла, как приступ падучей, оставив после себя дикую утомленность, усталость, нервное истощение: она была фантастически капризна, ревнива, требовательна, нет, нет, подальше…
Теперь она была в солидном для женщины возрасте, но даже в этом солидном возрасте выглядела потрясающе - холеное лицо с темными бездонными озерцами распахнутых любопытных глаз, ухоженное, крепкое загорелое тело, спокойное, выжидательно-ироничное выражение, не сходящее с лица, даже когда она слушала что-то неприятное в свой адрес, припухлые губы, которые она любила вытягивать дудочкой, будто приглашая к поцелую, но дразня и забавляясь отказом в последний миг…
Она сняла маску жестом принцессы, поднимающей вуаль с лица, и он убедился: за эти годы, что они не виделись, она ничуть не изменилась, точнее - изменилась к лучшему, стала еще красивее, а красота ее зрелая и теперь даже чуть перезрелая стала притягательнее, чем прежде.
- Давно не видел тебя,- сказал Эльвин, усаживаясь напротив нее и придумывая комплимент, который мог бы быть к месту.
Но тут подошел официант с ее заказом на подносе, в черных перчатках и со скорбным лицом, будто хотел поставить на стол не чашку кофе, а похоронный венок, и Эльвин замолчал, а она не ответила, пережидая. Официант посмотрел на него, и он тоже заказал кофе, и официант ушел, удалился медленной, торжественной походкой, как высокий гость перед почетным караулом.
- Ты не поверишь, - сказала она, свертывая и кладя маску в дорогую сумочку «Шанель», - сегодня ночью я видела тебя во сне.
- Эротическом?
- Ты верен себе, - сказала она, усмехнувшись. - Нет, скорее в романтическом.
- Всего лишь? - шутливо произнес он. - И это после десяти лет разлуки?..
- Разлуки? - удивилась она. - Не слишком ли сильно сказано? И, во-первых, не десяти… Мы не виделись, - она на минутку задумалась, вспоминая...
«Вот идиотка! Подсчитывает…» - подумал он.
- Восьми… - наконец произнесла она.
- А, - сказал он, улыбаясь.
- Ну, - сказала она, доставая из сумочки пачку сигарет, а из пачки одну сигарету и показывая пачку ему, предлагая, Эльвин покачал головой, отказываясь. - Теперь, раз уж попался, расскажи мне, как ты живешь, как жил все эти восемь лет без меня, - она тихо коротко посмеялась, давая понять, что пошутила. - Ты по-прежнему один?
- А с кем я должен быть? - возразил Эльвин, заметно ерничая.
- Не женился? - пояснила она, сопровождая вопрос непонятными жестами, как слабоумному.
- В моем возрасте говорить о женитьбе…
- По-моему, ты в любом возрасте можешь…
- Вот как! Ты все так помнишь?
- Помню, - сказала она, прикурив от зажигалки и пуская дым через ноздри по-мужски, как заправский курильщик. - Ну, будешь рассказывать?
- Что тебе рассказывать?
- О себе. Мне интересно.
Тут из кафе послышалась песня Иглесиаса-старшего, люди за столиками немного притихли. Смотри ты, откуда столько приличной публики?..
- Давай послушаем, - предложил Эльвин.
Эльвин сидел лицом к приморскому бульвару, и были видны верхушки деревьев, тихо покачивающиеся от слабого ветерка, и вдали - кусочек светлой глади моря, отражавшей полдневное солнце. Ветерок прилетел и сюда, всколыхнув запахи зелени кустов, опрысканных водой, с блестящими, как роса, капельками на узких листьях.
Песня кончилась, и за соседними столиками кто-то вновь продолжил прерванный разговор, а девушка за дальним столиком, сидевшая одна, сердито затараторила в телефон, будто диктовала, не желая слышать возражений.
- Песня нашей молодости, - сказала она.
- Нашей? Вы, девушка, кажется, забыли, что я вам гожусь в дедушки… - он посмотрел на ее такую знакомую ироничную улыбку, улыбнулся тоже. - Губы, кажется, новые? - неуверенно спросил он, внимательно вглядываясь в ее лицо.
- Нет, что ты, - сказала она. - Ты же знаешь - я не люблю дополнять природу.
- Да, тебе и нет никакой необходимости в этом, - сказал он искренне.
- Спасибо.
- А ты как поживала эти годы? - поинтересовался он так, будто уже рассказал о себе, ответив на ее настойчивый вопрос, теперь ее очередь, и, зная ее характер, заранее догадываясь, что возражать не будет - она любила поговорить о себе, как, впрочем, многие женщины, - уставился на нее в ожидании ответа.
- По-разному, - сказала она. - Мы с мужем последние три года жили в Будапеште, у мужа там большой бизнес, а часть здесь, в Баку… Хотя какой теперь бизнес, все рушится… Вот, приехали две недели назад, прошли карантин, сейчас он занимается делами, больше из дома, конечно, онлайн, дает указания, распоряжения, орет, распекает - не скучает, одним словом. А я вот гуляю сама по себе, как та кошка… Слава богу, немного смягчили карантин. Кафешки открылись… Хожу на бульвар… соскучилась по нашему городу…
- Много новых любовников?
- Очень смешно.
- А чем занимается твой муж?
- Героин, марихуана, наркотиками в общем. Иногда оружие и проститутки. Это его основной бизнес.
- Тоже смешно.
- Хорошо я пошутила?.. Вообще-то, у него фармакологический бизнес. В Будапеште он контролировал сеть крупных аптек, да и здесь тоже кое-что имеется, - пояснила она, явно желая похвастать успехами мужа, немножко в пику ему, не имевшему никаких финансовых успехов. - Вполне легальный бизнес.
- О-о! - произнес он с наигранным восхищением, подыгрывая ей: пусть радуется, дурочка. - Самый прибыльный легальный бизнес и самый легальный из всех легальных.
- Да ну тебя! - улыбнулась она добродушно.
Рядом с кафе по улице проходила стайка молодых девушек, громко разговаривая и смеясь, с видимым удовольствием порхая на свободе после жесткого карантина. Он проводил их взглядом.
- А ты по-прежнему смотришь на женщин раздевательски? - сказала она, перехватив его взгляд.
Улыбнувшись, он не ответил ей. Помолчали. Она, как богатая женщина, привыкшая многое себе позволять, бесцеремонно рассматривала его, и кажется, ей не нравилось то, что она видела: чистая, но неглаженная дешевая рубашка, недорогие часы на запястье, облысевшее темя, как островок на голове, похожий на тонзуру католических монахов, - это был не тот мужчина, что ушел от нее в разгар их страсти, опасаясь пропасть, потерять себя, бросив все к ее ногам.
- А что ты там видела во сне? - спросил он без всякого интереса, чтобы только нарушить затянувшееся и ставшее немного тягостным молчание. - Что я делал?..
- Не надейся. Ничего не делал. Просто сидел со мной в моей спальне, держал меня за руку и что-то говорил так искренне, так проникновенно… А тут ворвался он с револьвером в руке и стал стрелять в меня, в тебя, в нашу прислугу, в собаку… - она вдруг рассмеялась весело, расхохоталась, давя в пепельнице окурок и осторожно промокая выступившие слезы платочком из сумки.
- Что смешного? - спросил он. - Это, по-твоему, смешно?
- Конечно, смешно. Если б ты его видел - толстый, рыхлый, лысый, истеричный мужчина, он так потешно кричал: «Ах ты шлюха! Ты опять!..». Вот уж кто смешно, пародийно, неправдоподобно выглядит, когда стреляет в неверную жену, - и она опять залилась громким смехом, так, что прохожие и посетители кафе стали оглядываться на них.
И тут вдруг стало как-то непонятно, непостижимо быстро темнеть, небо посерело, помрачнело, как перед грозой, покрылось темными тучами, стало совсем темно, как ночью, и только он хотел предложить ей уйти с открытой веранды кафе, как вдруг ощутил странным образом ее руку в своей, увидел себя с ней в полумраке роскошной спальни, она была в прозрачном пеньюаре, ее губы приблизились к его, рука ее стала тянуть его к раскрытой постели, он почувствовал ее дыхание на своей щеке, запах тонких дорогих духов, ее полузабытые мягкие, пухлые губы с предусмотрительно стертой помадой, ее обнаженное тело, прижимающееся к его, разгоряченному, все сильнее, все крепче…
Эльвин будто сквозь сон внезапно услышал дикий, истерический визг, встрепенулся, увидел торопливо приближавшегося к ним, тесно обнявшимся, толстого мужчину с животом, вылезшим из брюк и колышущимся при каждом шаге, увидел блеснувший диким ознобом револьвер в его руке, услышал истерический крик:
- Ах ты шлюха! Ты опять!
Тут же за этим диким криком раздались подряд два выстрела в упор ей в лицо, и это вмиг изуродованное лицо превратилось в кровавое месиво, и люди в кафе, ошарашенные, перепуганные посетители - свидетели убийства средь бела дня - тоже невольно закричали… и лицо ее, прекрасное за минуту до этого, теперь залитое кровью, с выбитыми зубами и темным мертвым глазом на ниточке сухожилия возле опрокинутой чашки с кофе, лежало на столе, уткнувшись в пепельницу с окурком со следами помады на фильтре.
Толстяк, хладнокровно запихнув револьвер за пояс, отошел от столика, от кафе и на виду у потрясенной публики спокойно пошел прочь, переваливаясь, как утка при ходьбе, с боку на бок.
Эльвин остался сидеть за столом среди запаниковавших, забегавших, засуетившихся людей вокруг. Он сидел, глядя на ее труп и стараясь нащупать, ощутить хоть какую-то зыбкую границу между сном и явью, между реальностью и безумием, чтобы опереться на эту границу и перейти на какую-нибудь сторону, но это было невозможно - мертвая женщина перед ним была и реальностью, и сном.
Натиг РАСУЛЗАДЕ
banner

Советуем почитать